За окном все еще чернела ночь, а это значит, что я спала, не так долго, как мне казалось. К кожи неожиданно прикоснулся мороз, и я непроизвольно содрогнулась, смутно осознавая, что одеяла нигде нет. Я резко встала, и поморщился от тянущей боли внизу живота, но это вмиг стало неважно, в сравнении с Лероем, стоящим у изножья моей кровати.
Он был одет во все черное: брюки, свитер, куртка и даже перчатки. Свет уличного фонаря отбрасывал в мою спальню немного тусклого желтого света. Когда сон окончательно покинул меня, я отчетливо увидела, что Лерой в одной руке держит край моего одеяла. В глазах плескалась полная невозмутимость и некоторая отрешенность, словно мы и не трахались несколько часов назад. В груди что-то внезапно защемило.
Судя по одежде Грейсона, он куда-то собирался, и я тут же вспомнила, что Калэб говорил об отъезде своего брата. Видимо собрался поехать и снова кого-то прикончить одним точным выстрелом из пистолета или винтовки? Тогда какого черта Лерой здесь делает? Я неожиданно для себя ужаснулась догадке о том, что он вновь хочет взять меня. Ну, уж нет!
Грейсон рассматривал меня и опасный блеск его глаз, что сейчас были черней самой ночи, не на шутку напрягал. Может быть, решил извиниться за то, что сделал? Или, допустим, принес несколько таблеток обезболивающего? Я бы от всего этого не отказалась, но прекрасно понимала, что Лерой не из тех людей, которые привыкли объясняться или извиняться перед кем-то.
Отложив одеяло на край кровати, Грейсон подошел ко мне и, схватив меня за подбородок двумя пальцами, склонился. Внутри меня все сжалось, и я даже забыла о своей боли. Его ровное дыхание всколыхнуло пряди моих волос и коснулось кожи, у меня вмиг пересохло во рту то ли, от страха, то ли от опасной близости. В голове, словно молнией пронеслись два абсолютно полярных желания: ударить Лероя со всей силы, на которую только способно мое тело и одновременно с тем поцеловать его, неумело и несколько по-детски, но все-таки поцеловать. Зачем? Не знаю, и вообще такие идиотские порывы меня бесили.
— Еще раз выкинешь нечто подобное, как в ванной, я тебя своими же руками придушу, ясно? — голос Грейсона прозвучал тихо и спокойно, но именно в этом покое крылась самая настоящая угроза. — Ясно? — повторил Лерой, больно сжав мой подбородок.
— Да, — тихо ответила я, глядя немигающим взглядом на этого мужчину, который все больше и больше напоминает мне дьявола.
— Да, кто? — Грейсон склонился еще ближе ко мне и его губы почти что касались моих. Я ощутила едва уловимый запах ментоловой жвачки.
— Да, Хозяин, — исправилась я, лихорадочно думая над тем, как Лерой узнал о том, что произошло в ванной комнате. Видимо, Калэб все рассказал.
Грейсон наконец-то отпустил мой подбородок, выпрямился и, развернувшись, уверенной походкой, пошел в сторону выхода, но затем вдруг остановился.
— Мне плевать случайно или намерено ты пыталась утопиться, но еще один такой промах и тебе будет казаться, что жизнь в борделе сродни манны небесной, — с этими словами Лерой покинул мою спальню.
Я слышала, как глухой шум его тяжелых ботинок раздался по коридору, пока совсем не умолк где-то в глубине первого этажа. Жизнь в борделе уже давно стала для меня манной небесной, но я почему-то не сообразила этого сразу сказать. А надо ли это было вообще делать? Я и так себя чувствовала побитой собакой и сейчас лучше отлежаться, а не нарываться на еще больше проблемы.
В окне блеснул свет фар, я поднялась с кровати и увидела как «танк» Лероя увозит своего хозяина в неизвестном мне направлении. Похоже, сегодня ночью кто-то еще, кроме меня узнает беспощадную натуру Дьявола.
13
Когда я утром проснулась, то вновь обнаружила на своей кровати Калэба. Хоть это и не было для меня ожидаемым, но от испуга я не собиралась падать на пол, как в прошлый раз. И почему моя комната стала настоящим проходным двором? То Лерой заявляется ко мне посреди ночи и сыпет угрозами налево-направо, то его брат черт знает сколько времени сидит и наблюдает за мной. Хотя, чего я вообще хочу? Меня выкупили и сделали персональной ручной зверушкой, в чем вчера я лично убедилась.
— Привет, — Калэб широко улыбается, и я замечаю, что на его впалых щеках проступила щетина.