— Вот поэтому я их и спрятал, — сейчас Калэб выглядел таким милым, что я, невзирая на запрет Хэтти, придвинулась ближе и поцеловала его в лоб.
— Огромное-огромное тебе спасибо.
— Ну ладно уже, — он немного покраснел и улыбнулся еще шире. — Мы ведь друзья, а друзья всегда должны помогать.
Калэб выглядел так трогательно, говоря мне о дружбе и помощи. В груди что-то приятно защемило и отчего-то захотелось расплакаться, но я не могла позволить себе такой роскоши. Нечего раскисать, я и так позволила некоторым слабостям взять вверх над рассудком.
Остаток дня мы провели за играми и просмотром телевизора. Я по-настоящему отдыхала и наслаждалась тем, что перманентное чувство тревоги и напряжения на какое-то время оставили меня в покое. Как всегда вкусный обед способствовал улучшению настроения, но не самочувствию.
Уже к вечеру у меня существенно поднялась температура. Тут и градусник не нужен был, я по себе ощущала, будто бы у меня все внутренности начали плавиться. Голова стала горячей и тяжелой. Рано радовалась. Похоже, простуда только дала мне отдышаться, чтобы к вечеру нанести новый и серьезный удар.
Хэтти помогла мне добраться до кровати. Я легла, не решившись переодеться. Прилив сил, что окутал меня днем, внезапно куда-то исчез. Пока постель была прохладной, я с жадностью наслаждалась этой прохладной, но потом мне быстро стало жарко. Хэтти решила не укрывать меня одеялом, чтобы я окончательно не сжарилась под ним.
Я чувствовала тяжелые и болезненные толчки в области висков. Веки вдруг стали неподъемными и я почти, что перестала открывать глаза. Время словно остановилось, а я до конца не могла понять, где нахожусь: во сне или в реальности?
Казалось, что еще секунду назад я сидела с Калэбом в гостиной и смотрела «Барашка Шона», а теперь валяюсь в кровати ни живая, ни мертвая. Дурацкое ощущение, будто бы меня поместили в вакуум, больно давило на грудь. Правда, временами мне все-таки удавалось разлепить веки, я видела у своей кровати Хэтти и Джо, порой проскальзывала худая фигура Калэба. Долго находиться в сознании у меня не получалось, реальность слишком быстро ускользала от меня и я снова проваливалась в темноту.
Меня мучили всякие кошмары и видения, но один эпизод повторялся несколько раз подряд, словно бы кинопленку заживало и теперь одна и та же сцена на экране идет по кругу. Я сижу у большого старого зеркала и смотрю на себя. Я маленькая, года четыре, может, даже меньше. На мне надето милое детское платье, волосы заплетены в те же две косички, которые мне делал Калэб. Я строю рожицы и, кажется, кого-то жду. Потом картинка становится нечеткой, и я чувствую, что мне на затылок кто-то кладет огромную пятерню, больно сжимает волосы и бьет лбом об зеркало. Наступает темнота и меня выбрасывает в другую параллельную реальность, которую для меня создал собственный воспаленный мозг. Так повторялось из раза в раз, пока я уже не смогла выдержать этого напряжения. Распахнув глаза, я увидела перед собой до боли знакомую фигуру, что была скрыта во тьме. Заметив, что я очнулась, фигура прошла вперед, оставляя тьму позади. Лерой молча сел на край моей кровати и по-хозяйски положил одну руку мне на ногу. Его прикосновение приятно обожгло кожу. Я была рада видеть Грейсона, хоть и понимала, что моя радость и даром никому не нужна. И все же рядом с ним мне стало как-то спокойней, но это иррационально, по крайне мере в отношении человека, который несет смерть и опасность.
Мы долго молчали и ничего не говорили друг другу. Лерой погладил меня по ноге, а затем придвинулся чуть ближе и склонился надо мной. От него пахло ментоловой жвачкой и терпким ароматом одеколона. Обдав меня горячим дыханием, Грейсон медленно коснулся губами моего лба, проверяя температуру. Его губы были холодными, и ощущать их на своей коже невероятно кайфовое чувство.
— Как ты себя чувствуешь? — заботливо спросил Лерой, выпрямившись.
Эти нотки заботливости в голосе Грейсона вызвали неоднозначную реакцию в моем теле. Это было странно, вместо уже привычной стали слышать и ощущать мягкость всего лишь в нескольких словах, произнесенных Лероем.
— Хреново, — честно призналась я и осторожно села, облокотившись спиной о подушку.
— Ничего, все пройдет, — губы Грейсона изогнулись в краткой и едва заметной улыбке. Эта улыбка так красиво смягчила ожесточенные черты его по-мужски красивого лица.
— Знаю, я постоянно болею, переживу как-нибудь.
Лерой ничего не ответил на мою реплику, лишь как-то странно посмотрел на меня. Его темные глаза блестели в бледном свете луны и я сама того не осознавая, начала тонуть в этом глубоком взгляде. Внутри все переворачивалось, умирало и возрождалось. Я понимала, что сейчас нахожусь в шаге от того, чтобы сделать самую большую ошибку в своей жизни. Нельзя Грейсона подпускать к себе настолько близко, нельзя так беззастенчиво впитывать его образ и гореть в блеске его глаз, будто мотылек, сгорающей в беспощадном огне. Но сейчас Лерой был не таким как обычно. Тихий, сдержанный и даже ласковый. Ласковый убийца. Мой убийца.