Выбрать главу

На лицо упала первая капля приближающегося дождя, и в воздухе сильно запахло озоном. Стало сыро и неуютно. Заныли старые кости.

Он было дёрнулся вперёд, но потом передумал, ведь смысла спешить особо не было. Всё также неспешно он побрёл дальше своей дорогой. А между тем дождь забарабанил по листве, сначала неловко, словно стесняясь, а затем всё настойчивее и настойчивее. Старик спрятался под раскидистой сосной, под ветви которой дождь проникал не настолько сильно, и лишь временами неприятно капал на лицо и за шиворот. Сколько их было на его памяти, авось не последний, думал он. Когда дождь наконец умерил свой пыл, старик вытянул морщинистую руку из-под ветвей дерева и, словив только несколько капель, двинулся вперёд по мокрой траве. Нужно было идти, ночевать в осеннем лесу после прошедшего дождя вредно для его здоровья.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Луна опять на мгновение появилась из-под тяжёлых мрачных туч и осветила впереди просвет в деревьях.

- Ух, ну наконец-то, - решил он, - осталось не так много.

Позади него раздался протяжный вой, от которого по спине пробежали мурашки, а последние седые волосы на голове встали дыбом. Уж этот вой он бы никогда не спутает ни с каким другим. С другой стороны леса также прозвучал ещё один, ответный волчий вой. Удивлению старика не было предела, ведь волков здесь никогда не было, по крайней мере о них никто не слышал уже лет двести. Он забеспокоился, крепче сжал дрожащими руками палку и попробовал поскорее покинуть лес, но силы были уже не те. А между тем волчий вой раздался намного ближе, что говорило о том, что волки взяли след человека. В глазах старика застыл испуг, но он не привык сдаваться. Не раз в своей жизни у него были ситуации, когда его жизнь висела на волоске, когда любого здравомыслящего человека оставляла надежда, когда оставалось только сложить руки и умереть, но он держался.

Он боялся, как боялся бы в эту минуту любой нормальный человек, ведь не боятся только абсолютные психи.

Лес перед ним расступился и его взору открылось подножие огромного кургана, склоны которого заросли кустарниками, травой и мелкими деревцами.

Держась за мокрую траву, он медленно поднимался наверх. Видимо он резко отклонился от курса и свернул к югу, раз вышел к курганам, но зато сверху можно будет различить огни деревни. Ноги поскользнулись на мокрой траве, и он поехал вниз. Удержавшись рукой за чахлое деревце, кое-как подтянувшись, нашёл наконец камешек на который можно было опереться.

Только сейчас он разглядел слабые отблески костра на вершине.

Мокрый, грязный, вымазавшийся в грязи, он наконец достиг вершины древнего кургана. Позади жалобно завыли волки. Их вой раздавался уже почти у самого основания холма. Старик огляделся: впереди среди старых огромных валунов, не известно каким образом оказавшихся на вершине, среди деревьев горел небольшой костёр. Он встал, поправил одежду, сделал слабую попытку привести себя в порядок, но плюнул на это дело и пошёл на отблески костра. Отблески костра плясали на камнях, на коре и листве обступивших его, словно неведомые часовые, деревьев, а также на неподвижной фигуре, которая замерла возле него. Накинутый на голову капюшон не позволял видеть лицо человека, смотревшего в костёр. Он даже не поднял головы при появлении старика в кругу деревьев.

- Вы позволите погреться возле костра? - задал вопрос старик.

Фигура не прореагировала, но создалось впечатление, что капюшон слегка наклонился вниз, окончательно скрывая лицо сидящего по ту сторону костра.

Бродяга раскрыл старую котомку, привязанную к спине и достал оттуда видавший виды термос и немного еды, состоящей из небольшого кусочка мяса, краюхи хлеба и нескольких яиц. Честно разделив свой нехитрый скарб на двоих, он предложил порцию молчаливому человеку, но тот даже не шелохнулся. Тогда бродяга быстро перекусил, запил тёплым чаем, собранным из лесных трав и протянул руки к костру. И каково же было его удивление, когда он не почувствовал жара, исходящего от костра. Он видел блики, сидя возле него, он ощущал исходящее от него тепло, но стоило только протянуть к нему руки, как иллюзия рассеивалась.