— С тобой? — разрыдалась от омерзения Робин. — С тобой?
— Четырехмильный цирк — всего-навсего камуфляж. Никто не заподозрит клоуна. Я учился, готовился, строил планы. Я почти готов. Мне нужна ты.
— Зачем?
— Я не знаю, куда приведет моя охота. В высшие круги общества или на самое дно. Я должен быть как рыба в воде и там, и там. На дне я сам управлюсь: я не забыл языка помоек. Для высшего общества мне нужна ты. Ты со мной?
— Мне больно!
Робин вырвала руку у Фойла.
— Извини. Когда я думаю о «Ворге», то теряю самообладание. Ты мне поможешь найти «Воргу» и отыскать твою семью?
— Я тебя ненавижу! — взорвалась Робин. — Я тебя презираю! Ты весь прогнил изнутри, ты разрушаешь все, к чему прикасаешься! Настанет день, и я тебе за все отомщу!
— Ладно-ладно. А от Нового года до Дня смеха — поработаем вместе?
— Поработаем вместе.
Глава 9
В канун Нового года Джеффри Формайл с Цереры предпринял наступление на высшие круги общества. Начал он с того, что объявился в Канберре на балу в Доме правительства, за полчаса до полуночи. Мероприятие было до крайности формальное, но красочное и великолепное: на формальных собраниях было принято облачаться в вечерние костюмы и платья, соответствующие эпохе учреждения торговой марки или основания бизнес-клана.
Итак, Морзе (потомки изобретателей телефона и телеграфа) надели сюртуки в стиле девятнадцатого века, а их женщины — викторианские блузы с кринолиновыми юбками. Шкоды (порох и пушки)[27] остановили свой выбор на позднем периоде восемнадцатого столетия, облачившись в узкие сюртуки и кринолиновые юбки времен Регентства. Смельчаки-Пенемюнде (ракеты и реакторы), возводившие свою историю к 1920-м, предстали в смокингах, а женщины их, бесстыдно обнажая ноги, руки и шеи, — в платьях с глубокими декольте, словно бы от Уорта и Мэйнбокера[28].
Формайл с Цереры явился в вечернем костюме, очень современном и крайне черном, и лишь ослепительно-белый протуберанец на лацкане, логотип церерского клана, оживлял его одеяние. При нем была Робин Уэнсбери в сверкающем жемчужинами белом платье, перехваченном в осиной талии китовым усом, и ниспадавшее до пола платье это выгодно подчеркивало ее стан, осанку и грациозную походку.
Контраст белой и черной фигур был настолько необычен, что распорядители торжества приказали на всякий случай проверить эмблему в альманахе дворянских титулов и торговых марок. Посланный вернулся с известием, что протуберанец действительно атрибутирован с Церерской компанией рудных разработок, созданной в 2250 году для эксплуатации природных ресурсов астероидов Цереры, Паллады и Весты. Особых природных ресурсов там не обнаружилось, вследствие чего Дом Цереры мало-помалу сошел со сцены, но официально так и не исчез. По всей видимости, нынче для него настали добрые времена.
— Формайл? Этот клоун?
— Именно. Из Четырехмильного цирка. Все только о нем и судачат.
— Это он самый?
— Да не может быть! Он похож на человека.
Заинтригованные, однако настороженные, сливки общества кучковались вокруг Формайла.
— Ну вот и они, — пробормотал Фойл в сторону Робин.
— Расслабься. Они тебя только потрогают. Если ты их сумеешь развлечь, они примут тебя любым. Оставайся на моей волне.
— Вы тот самый устрашающий человек с цирком, Формайл?
Кто же еще? Улыбнись.
— Именно я, мадам. Если не верите, прикоснитесь ко мне.
— Вы, кажется, искренне гордитесь собой. Разве можно гордиться дурновкусием?
Трудность в том, что нынче вкуса как такового почти ни у кого нет.
— Трудность в том, что нынче вкуса как такового почти ни у кого нет. Я полагаю, мне повезло.
— Он счастливчик. Но при этом ужасно неприлично себя ведет.
— Неприлично. Он же не дурак.
— Он ужасен, но обаятелен. А почему вы сейчас не кривляетесь?
— Я под чужим влиянием, мадам.
— О, дорогой мой, вы что, пьяны? Я леди Шрапнель. Вы когда заплачете?
— Я под вашим влиянием, леди Шрапнель.
— Ах вы проказник. Чарльз! Чарльз, поспеши сюда и спаси Формайла. Я на него плохо влияю.
Виктор из RCA Victor[29].
— Формайл, это вы? Я впечатлен! Во сколько вам обходится подобный антураж?
Отвечай искренне.
— В сорок тысяч, Виктор.
— О Боже! Еженедельно?
— Ежедневно.
— Ежедневно?! Зачем же вы тратите такую уйму денег?
Искренне!
— Я стремлюсь добиться известности, Виктор.
— Ха! Вы серьезно?
— Я тебе говорила, Чарльз, он проказник.
— Черт побери, такой подход действует освежающе! Клаус! А подойди-ка сюда. Вот этот бестактный юнец тратит сорок тысяч в день… добиваясь известности, можешь себе такое представить?
Шкода из Шкоды.
— Добрый вечер, Формайл! Меня весьма заинтересовало таинственное возрождение вашего родового имени. Вы случайно не дальний потомок председателя изначального совета директоров Церерской компании?
Искренне.
— Нет, Шкода. Титул стал моим за деньги. Я купил компанию. Я выскочка.
— Отлично. Toujours de l’audace![30]
— Клянусь, Формайл, вы устрашающе откровенны!
— Я тебе говорил, что он бестактен. Это так освежает. Вокруг полно выскочек, молодой человек, но никто из них не осмеливается этого признать! Элизабет, снизойдите своим вниманием к нам и Формайлу с Цереры.
— О, Формайл! Умираю от любопытства.
Леди Элизабет Ситроен.
— Это правда, что вы таскаете за собой передвижной колледж?
Тебя слегка прощупывают.
— Передвижной университет, леди Элизабет.
— Но зачем, Формайл?
— О, мадам, в наши дни так нелегко тратить деньги. Приходится выдумывать самые что ни на есть дурацкие предлоги. Если бы кому-то вдруг удалось изобрести новый экстравагантный способ…
— Вам бы следовало возить за собой изобретателя, Формайл.
— У меня один такой уже есть, не так ли, Робин? Увы, он увлечен вечными двигателями. А мне нужен постоянный мот. Может быть, кто-то из присутствующих согласится одолжить мне младшего сына клана?
— Согласится одолжить?! Да вам многие бы с радостью доплачивали за такую разгрузку!
— А что, Формайл, разработчика вечных двигателей вам недостаточно?
— Нет. Это шокирующая бессмыслица. Весь смысл экстравагантности в том, чтобы вести себя как дурак и чувствовать себя дураком, но наслаждаться этим! Какое наслаждение может принести вечный двигатель? В чем экстравагантность энтропии? Миллионы в мусорную корзину, ни цента энтропии — таково мое кредо!
Все рассмеялись. Собравшаяся вокруг Формайла толпа росла. Он их впечатлил и расположил к себе. Он стал их новой игрушкой. Потом настала полночь, большие часы пробили Новый год, и разномастная толпа приготовилась джонтировать по всем уголкам мира.
— Отправляйтесь с нами на Яву, Формайл! Там чудесная вечеринка законников у Региса Шеффилда. Мы собираемся разыграть пьеску о Жалостливом Судье.
— В Гонконг, Формайл!
— В Токио, Формайл! В Гонконге сейчас дождь. Давайте к нам в Токио. И цирк свой не забудьте.
— Благодарю вас, но — нет. Я отправляюсь в Шанхай, в Советский кафедральный собор. Я обещаю исключительное вознаграждение тому, кто первый найдет недостаток в моем костюме. Буду с вами через два часа. Робин, ты готова?
Не джонтируй с места: это считается дурным тоном. Выйди из зала. Медленно. С шиком. Обменяйся приветственными кивками с губернатором… комиссаром… их супругами… Отлично. Не забудь подбодрить помощников. Да не его, идиот! Это лейтенант-губернатор. Так, хорошо. Ты произвел фурор. Тебя приняли. А что дальше?
— Теперь то, зачем мы прибыли в Канберру.
— Я думала, мы на бал прибыли.