К а н а х и н. Ну, ясное дело. А как насчет тонкосуконной фабрики? Ведь там у нас…
Л а п и н. Это как чирей на неудобном месте! И что вы все — «тонкосуконная»! Средняя фабричка, а вы ее все напоказ. Для вас на первом месте должен быть комбинат. Он на виду! Он образец!
Телефонный звонок. Канахин не обращает на него внимания.
Александр Феодосьевич! Иди! Отвечай! Теперь ты тут полновластный!
Канахин поднимает одну трубку, другую, но телефон перестал его вызывать.
К а н а х и н. И чего их столько понаставили? Запутаться можно.
Л а п и н. Привыкай к большому развороту. Этот — прямой — со мной. Этот — Савелий Илларионович. Ну этот…
К а н а х и н. Понятно.
Л а п и н. По этому будешь проводить планерки. Вот городской по районам, внутренний. А вот самый главный, аж туда… (Прошелся по кабинету.) Хорошо. Просторно. С достоинством. Так и надо.
Телефонный звонок. Канахин берет трубку.
Да не эту, Феодосьич. Вон ту, красненькую. Ну, постепенно привыкнешь.
К а н а х и н (в трубку). Канахин слушает.
Голос из трубки, очень громкий женский голос: «Шурочка! Ты обедать приедешь? Я тебе любимые фрикадельки готовлю».
(Смущен.) Да что ты так кричишь, Мария Петровна?
Голос: «Я не кричу, Шуренька. Я говорю нормально».
Я занят. (Положил трубку.)
Л а п и н (с покровительственной улыбкой). Чего смущаешься, чудак! Это у твоего предшественника плохо было со слухом, вот ему и поставили усилитель от железнодорожных селекторов.
Входит Т а н я.
Т а н я. Александр Феодосьевич! Вы вчера назначили встречи. Отменить? Или будем принимать?
К а н а х и н. Я пока занят.
Л а п и н. Я сейчас уеду. Пусть подождут десяток минут.
Т а н я. Поняла. (Уходит.)
Л а п и н. Ну, собственно, и все! Со всеми подчиненными я тебя познакомил. Ну, а там в процессе работы, общения… Да! Чуть было не забыл. Самое главное. (Он аккуратно усадил рядом с собой, на диванчике, Канахина и заговорил нежно и вкрадчиво.) Хочу знать твое отношение ко льнозаводу. Ну, как ты о нем думаешь?
К а н а х и н. Ну, что я думаю… Рядовой завод…
Л а п и н. Постой, постой! Ты сразу с места в карьер… Так дело не пойдет! Он должен стать твоим… родным…
К а н а х и н. Им руководит министерство…
Л а п и н. Ну, видишь, как хорошо. Но и ты… Ты вот что, Феодосьич. Ты это… Как бы сказать тебе попроще, по-нашему, по-рабочему… Ты сам-то из рабочих?
К а н а х и н. Нет, я крестьянский. Местный. Из «Залесья».
Л а п и н. Ну это совсем прекрасно. Так ты вот что, Феодосьич! Ты отдай свое сердце этому льнозаводу.
К а н а х и н. Не понял. При чем тут я, когда министерство…
Л а п и н. А вот ты возьми и отдай. Полюби. И это даже будет прекрасно. Только принял высокий пост — и сразу же о людях, о людях думает. Значит, скажут люди, человек он душевный и понимающий. Это имеет очень большое значение. Настоятельно прошу.
К а н а х и н. Я ничего не понимаю. Ну, какое вы-то имеете отношение к этому самому льнозаводу?
Л а п и н. А в том-то и дело, что никакого!
К а н а х и н. Тогда что же?!
Л а п и н. А вот то же! Я на этот льнозавод пацаном сопливым бегал. Оттуда меня на рабфак силком погнали. А уж потом-то я Промакадемию окончил. И уж совсем-то потом стал таким вот, кем я ныне есть. И если б не льнозавод, родной мой… Я бы и до сих пор ходил бы в подпасках или разнорабочих… Меня этот завод в люди вывел, и если я об этом хоть на миг позабуду — грош мне цена как руководителю и как человеку. Не хотел я тебе этого говорить, Феодосьич, да уж так вышло, что ты из меня слезу памяти выдавил.
К а н а х и н. Простите, не знал.
Л а п и н. У каждого человека есть та самая «проходная», что «в люди вывела меня». И об этом грешно забывать. Ну, так как? Вопросы будут? Ха-ха! Как герой фильма «Белое солнце пустыни» говорит: «Вопросов нет!» Ну и прекрасно. Но тут-то уж ты меня не подведи. Я обещал. Я не хочу перед ними выглядеть болтуном Обещалкиным. Берешь льнозавод под свою опеку! Договорились! Ну и прекрасно! Ох и завидую я вам, периферийщикам, белой завистью. Сам себе хозяин. Осуществляй давние задумки. Экспериментируй. Дерзай. Не то что у нас. Все согласуй, все обговори. А на тебя не то что район, область — вся страна смотрит. Твоя ошибка на всех отражается… Ну, богу — богово, а кесарю… Будь здоров! Руководи! Если что… Только сними вон ту беленькую трубочку — разобьюсь в лепешку для серьезного дела. А рабочий класс скажет нам с тобой спасибочко! Пока! (Широким шагом уходит.)