Она хнычет.
— Нет…
Я толкаю ее за плечи, ставя на колени. Я расстегиваю штаны, вытаскивая свой член, тяжелый от желания, металлические украшения сияют на свету. Шесть чертовых пирсингов. Чертово оружие, член из металла и кожи, готовый разорвать ее внутренности. Сделать ее горло бесполезным, как у использованной шлюхи, которой она и является.
Ее челюсть отвисает, и я втискиваюсь внутрь. Она всхлипывает от боли, но ее карие глаза тускнеют. Я знаю ее. Я наблюдал за ней много лет. Она привыкла давать другим то, что они хотят, поэтому и сама может получить то, что хочет.
Речь идет не о том, чтобы отдавать. Речь идет о том, чтобы взять то, что я хочу. И я хочу большего, чем просто кончить. Я хочу, чтобы она поняла, что я все контролирую. Она принадлежала мне задолго до того, как она переступила порог этого дома.
Ее язык скользит по моему проколотому кончику. Она продвигается вперед, прижимая свою киску к земле, и я хихикаю от удовольствия. Я переношу ботинок вперед, пиная стальным носком между ее ног, пока тот не оказывается под ее складками.
— Посмотри на себя на своем пьедестале, — говорю я. Я хватаюсь за ее голову по бокам, насаживая ее голову на свой член, пока она не начинает давиться металлом. — Будь хорошей маленькой дырочкой и возьми меня.
Мышцы ее горла сжимаются. Я удерживаю ее там. Ее нос врезался в вьющиеся волосы над моим членом. Эта сука сейчас даже не может пользоваться ноздрями.
— Расслабься, малышка, — говорю я, растягивая каждое слово. — Не бойся. Было бы не так уж плохо умереть вот так, не так ли? В конце концов, это то, в чем ты хороша.
Из нее вырывается стон, и этот звук вибрирует у моего члена. Я отстраняюсь. Она задыхается, упираясь кулаками в мои бедра. Я толкаю ее обратно вниз, затем поворачиваю ее под углом, пока она не оказывается прижатой к стене моими бедрами.
— Разве ты не хочешь заставить меня кончить? — спрашиваю я. Она задерживает дыхание, ее тело расслаблено, горло расслабляется. Она изо всех сил, чертовски старается открыться мне. — Что бы ты сделала, если бы твоя мама увидела тебя такой? — я спрашиваю. — Мне тебя записать? Покажи ей, какая ты на самом деле жалкая маленькая шлюшка?
Острая боль поднимается от моего члена к вискам — ее челюсти опускаются, кусая мой ствол. Эта сучка, блядь, бесится. Я откидываю голову назад и ударяюсь рукой о стену, ощущение распространяется по мне, как лесной пожар. Она все еще прижата подо мной, и я все еще трахаю это узкое маленькое горло.
Я люблю, когда они кусаются.
Я шлепаю ее по голове, и она плачет, ее челюсть ослабевает. Я сжимаю ее волосы в кулаке, поднимая до тех пор, пока она не встает на цыпочки. Я слизываю пот с ее горла, зубцы молнии царапают ее покрытую слюной плоть.
— Тебе придется кусать сильнее, — бормочу я.
Рэй находится на грани гипервентиляции. Я просовываю руку в перчатке под ее юбку, в чулки, между ее ног. Ее стринги запутываются в моей перчатке. Мои кожаные кончики пальцев скользят по ее складкам. Она расслабляется, ее глаза остекленели.
Она этого хочет. Сильно.
Я провожу пальцем ниже, дразня ее сморщенную задницу. Ее глаза не отрываются от меня, бессознательно умоляя меня проникнуть в нее.
Я убираю руку и отступаю назад.
Это уничтожит ее. Она не сможет думать, пока не заставит меня кончить. Она хочет контроля надо мной.
И я отказываюсь ей это дать.
— Вот и все? — она спрашивает. — Это, черт возьми, все?
— Что? — я посмеиваюсь. — Тебе грустно, что ты не смогла заставить меня кончить, как другие твои влюбленные мальчики? Нравится твой драгоценный Нед?
— Пошел ты, — рычит она.
— Тебе бы этого хотелось, не так ли?
Я не отрываю наших глаз, слизывая ее соки со своей перчатки. Острый. Сладкий. Пряный ананас, спелый и ожидающий моего языка.
Ее бедра дергаются, губы открываются от голода. Меня будет труднее соблазнить.
Я застегиваю штаны. Рэй делает долгий медленный вдох, выравниваясь.
— Как тебя зовут? — спрашивает она, возвращаясь к делу.
— Ты можешь звать меня Крейв.
— Крейв, — шепчет она. — Крейв и Рэй, — говорит она, на этот раз громче, обрабатывая информацию так, словно это подсказка. Как будто в этом есть смысл.
Имя – это просто имя. Пара букв, издающих звук. Строка символов, упрощающая общение. Она может использовать для меня любое имя, если знает, что я всегда все контролирую.
— Значит, мы договорились? — она спрашивает.
Я держу ее под своим пристальным взглядом. Похоть все еще здесь, но она подавлена властностью ее позиции, ее решимостью получить то, что она хочет. Внутри нее живет голод, который меня удивляет. Уверенность, которой не должно быть у кого-то вроде нее. Сила, о которой она еще не знает.
Она вырывается из оцепенения.
— Могут быть и другие доказательства, которые полиция упустила из виду. Я выясню, где полиция хранит доказательства убийства Холле, а затем расскажу тебе, как их украсть, — говорит она резким голосом. — А пока обыщи это место.
Она поднимается по лестнице. Ее задница подпрыгивает под короткой юбкой, ноги слегка дрожат от траха в рот. Испуганная малышка пытается снова восстановить свой контроль.
Рэй думает, что она сильная, думает, что она умнее, лучше всех остальных. И она думает, что правда докажет ее превосходство.
Мне нравится видеть, как страдает такая женщина.
Однажды она подчинится моей воле, и я потеряю к ней интерес. Вот тогда я убью ее. Когда она примет – по-настоящему, черт возьми, примет своим телом, разумом и душой, – что она убийца, как и я, тогда я прикончу ее.
Неважно, откуда ты родом и как ты воспитан: иногда насилие находится внутри тебя.
Она исчезает за дверью подвала, и я тру член сквозь штаны. Такой эксперимент требует времени. Когда ты наслаждаешься чем-то так долго, как я, для тебя важна каждая секунда.
Глава 7
Рэй
С каждым вздохом мои чувства обостряются, как будто что-то пробудилось внутри меня в доме Гэллоуэев. Тем не менее, я сохраняю свое обычное лицо и иду через коридор для сотрудников в задней части торгового центра. Это спектакль. Я тоже ношу маску — мою обычную маску. Ту, где я притворяюсь хорошим человеком, хотя я так же больна, как и любой преступник.
Я так же больна, как Крейв?
Нет, я не такая. Даже если я ношу символическую маску, я не так плоха, как Крейв. Я никого не убивала. У меня просто есть кадры, на которых Крейв убивает людей, и у меня есть четкие кадры прошлой ночи. Он в маске, но это лучше, чем раньше. Скоро он снова совершит что-то ужасное передо мной, и у меня над ним будет что-то настоящее.
Я стучу в дверь офиса Неда. Дверь открывается, и голубые глаза Неда расширяются и одобрительно трепещут, когда он осматривает меня с головы до ног.
— Эй, красавица, — говорит он. — Ты рано.
— Ну, ты сделал все это для меня, — говорю я. — Было бы грубо, если бы я опоздала на эти собеседования.
Он ярко смеется.
— Ты? Быть грубой? Невозможно.
Я вхожу в его кабинет, а затем плюхаюсь на замшевое кресло перед его столом. На стене в рамке висит старая фотография его семьи. Нед и его братья, когда они были подростками, стоят со своими родителями перед своим домом в стиле ранчо в богатой части Пахрампа. Все улыбаются, их голубые глаза ярче неба. На заднем плане почти слышен запах готовящегося барбекю. Идеальная жизнь.