— Что? Тебе не нравится, когда ты не контролируешь ситуацию, малышка? — он наклоняет голову. — Тебе нравятся чертовы люди только тогда, когда ты можешь их использовать. Но ты не можешь использовать меня. Я тот, кто использует тебя. Я тот, кто теперь владеет тобой. Не так ли, малышка?
Мои щеки пылают.
— Я не использую людей.
— Нет, ты просто воруешь у них.
Озноб охватывает меня с головы до ног. Откуда Крейв это знает? Он наблюдал за мной без моего ведома?
Он расстегивает молнию на штанах, поглаживая свой проколотый член теми же перчатками с иглами, металлические украшения перемещаются по его твердой длине. У меня изо рта течет слюна, мышцы киски сжимаются.
Он так сильно меня хочет, что надел на меня наручники. Он стоит на коленях на земле и использует фонарик, чтобы увидеть мою киску.
Я бессильна и сильна одновременно.
— Ты чертовски сумасшедшая, — думаю я про себя. — Тебя не может возбудить что-то подобное. Он издевается над тобой. Используя тебя. Обманывает тебя. Ты не причиняешь людям вреда. Он, да! Прямо сейчас он причиняет боль тебе. Морочит тебе голову.
Я должна злиться. Он не имеет права это делать.
— Ты сейчас меня преследуешь? — шиплю я.
— Я преследую тебя? — он роняет телефон, и фонарик светит в потолок, давая нам дополнительный свет. — Ты так называешь те камеры наблюдения, которые установила в собственной квартире? — я поворачиваюсь в сторону, отказываясь смотреть ему в глаза. Он продолжает: — Что, малышка? Ты боишься, что какой-нибудь большой плохой человек украдет у тебя так же, как ты украла у него?
Он наклоняется, облизывая мой клитор, смакуя его. От этого ощущения по моему телу пробегают мурашки. Он приподнимается, все еще с вожделением глядя на мою киску.
— Боже, какая эгоистичная маленькая киска, — бормочет он. — Ты та, кто трахнула этих идиотов и украла их кредитные карты, кто не видит в людях ничего, кроме предметов. Но ты тоже объект, не так ли, детка? Ты всего лишь маленькая игрушка, которую такой человек, как я, трахает и ломает. И однажды, когда ты мне станешь не нужна, я тебя выброшу. Убью тебя, как и остальных. И тебе это понравится, не так ли? Выброшенный объект. По крайней мере, твоя смерть меня немного развлечет.
Желание сжигает всю логику в моем мозгу, заменяя ее напряжением. В то же время у меня повышается кровяное давление.
— Пошел ты, — говорю я.
— Ты можешь ненавидеть меня, Рэй. Но эта маленькая штучка? — он зажимает складки моей киски между перчатками с шипами. Острая боль пронзает меня. — Эта мясистая штучка нуждается во мне. Хочет меня. Тоскует по мне, — он проводит пальцем по моей щели. — Ты насквозь мокрая, малышка.
— Иди на хуй.
— Это то, чего хочет эта киска, не так ли? Такая маленькая киска, как твоя, отчаянно нуждается в моих грубых руках, — он меняет свои прикосновения, пощипывая новый участок кожи, и боль снова пронзает меня. — Ты так привыкла все контролировать, диктовать все по обоюдному согласию в спальне, что теперь, когда ты со мной — человеком, который берет то, что хочет, — ты ничего не можешь с этим поделать, не так ли? Ты такой мокрая, это отвратительно.
Внутри меня бурлит такая ярость и желание, что я едва могу думать.
Кожаный палец с шипами входит в меня и царапает мою плоть. Он режет мне внутренности. Мой мозг ослеплен водоворотами белых и черных фигур, внутри меня меняется тест Роршаха6. Правильное превращается в неправильное. Боль превращается в удовольствие.
— Это неправильно, — я думаю. — Неправильно. Так неправильно. Тебе будет больно. Ты собираешься…
— Ты не можешь этого сделать, — плачу я. — Что, если я подхвачу инфекцию? Что, если…
Его пальцы сгибаются, эти крошечные кинжалы боли становятся все сильнее, давление усиливается, когда он касается этого чувствительного места. Тепло разливается по моим венам, пальцы на ногах поджимаются.
— Думаешь, меня это волнует? — рычит он.
Пронзенный большой палец дразнит мой клитор, а его вставленный палец массирует мои внутренние нервы.
— Пожалуйста, — шепчу я. Мой голос слабый. Я не знаю, о чем я пытаюсь попросить.
— Признайся, что хочешь убивать людей, и я покончу с этим, — говорит он тихим голосом. — Скажи, что хочешь меня убить. Убивать чужаков. Что ты хочешь убить просто для того, чтобы увидеть, каково это. Признайся, что ты убийца, Рэй, как и я. У тебя просто еще не было такой возможности.
Огонь пронзает меня, мое тело напрягается от гнева. Я не хочу этого говорить. Телефон все еще там, и камера в моей сумочке, где бы она ни находилась, записывает это.
Мое лицо горит. Я потрясена.
Я не хочу его убивать. Я хочу, чтобы он меня трахнул.
Я не хочу его убивать. Я хочу, чтобы он причинил мне боль.
Я не хочу его убивать. Я хочу уничтожить его.
Я не хочу его убивать.
Я не…
— Я не хочу тебя убивать! — я кричу. — Я бы не стала рисковать своей жизнью ради твоей смерти. Ты этого не стоишь.
Его смех мгновенный, резкий, глубокий, и он дрожит в моей груди. Он вводит второй палец в мою киску, и я извиваюсь, иглы впиваются в мою плоть.
— Хорошо, — говорит он. — Вместо этого мы сделаем это по-моему.
— Что?
Он вставляет третий палец в перчатке. Мои внутренние мышцы сводит спазмом, и я клянусь, он выковыривает мою мякоть.
— Что это за хрень? — визжу я.
— Это перчатки вампира, — говорит он. — Они не предназначены для такого использования, но я знал, что они тебе понравятся.
Он берет другую руку, сжимая мои складки вокруг своих трех пальцев. Иглы пронзают мою кожу.
Я прикусываю язык, слезы жгут глаза.
— Я…
— Такая мясистая штука, не так ли? — бормочет он. — Удивительно, что тебя это не смущает. Или поэтому ты в таком отчаянии? Ты подставляешь свою мясную дырочку под любой член, который тебя трахнет.
Собрав в кулак весь свой гнев, я подалась бедрами вперед.
— По крайней мере, я не прячу свои обычные гениталии за металлом, — огрызаюсь я.
Его язык скользит по его зубам. Крылатые существа порхают в моей голове, кружатся кругами, запертые в клетке.
— Ох, малышка, — говорит он. — Моя милая, сладкая малышка. У меня, может, и средний член, но тебе понравилось, как я разорвал тебе глотку, не так ли? Настолько, что ты потерлась своей уродливой пиздой о мой ботинок.
Он добавляет четвертый палец. Шипы врезаются в мою внутреннюю плоть. Ощущение полное и острое, давление разрывает меня по швам. Жидкость стекает по моему лицу, и я не могу сказать, слезы это или пот. Что-то стекает между моих бедер, и я поднимаю голову. Это кровь? Возбуждение? Пот? Я не могу понять, что это такое. Четыре пальца Крейва, сложенные вместе, — это все, что я вижу.
Он собирается ударить меня кулаком в этих перчатках, не так ли?
— Отстань от меня, — я извиваюсь, подталкивая ноги к нему, но мои ноги раздвигаются шире.
— Этой гигантской мясной дырке даже не пришлось разогреваться, чтобы взять мои четыре пальца. Но мы не можем допустить, чтобы кровь твоей киски испачкала мои изготовленные на заказ перчатки, — у него выделяется слюна, а затем он сплевывает каплю в мою влажную зияющую киску. Слезы затуманивают мое зрение. Он шикает на меня. — Все в порядке, детка. Ты можешь избавиться от всего этого, если просто признаешься, кто ты есть на самом деле.