Мой разум затуманивается. Я прохожу через заднюю дверь. Камень палача с коричнево-черным пятном смотрит на меня, залитый фальшивой красной кровью, и лунный свет падает прямо на него.
Я сижу на камне и смотрю в пустоту.
— Дайте нам знак! — кто-то кричит. — Что-либо! — разражается смех.
Тень окутывает меня.
Черные ботинки. Кожаные перчатки. Маска. Молния закрывает ему рот, как будто ему нечего сказать. Эти покрытые сеткой глаза сосредоточились на мне.
Он здесь. Наконец-то.
Я встаю, и когда мы оказываемся лицом к лицу, он хватает меня за волосы. Я вздрагиваю. Он маневрирует мной, пока мой живот не прижимается к камню. Мои волосы падают по бокам моего лица, и он поднимает мою ночную рубашку, звон его ремня вызывает у меня озноб. Кожаный ремень проходит через петли, и я растворяюсь в камне, готовая принять все, что он мне дает. Чтобы он мог брать, брать и брать.
Его член из металла и плоти входит в меня, проделывая дыру внутри меня, моя недавно зажившая плоть снова разрывается в клочья. Ночная рубашка падает вниз, прикрывая мои ноги, но для его члена и моей киски нет преграды.
Край острого лезвия касается задней части моей шеи, и я различаю длинную рукоятку по периферии.
У меня замирает сердце.
Крейв держит топор, как и при первом убийстве в доме Галлоуэй. Мать – миссис Гэллоуэй — была обезглавлена на этом самом камне. Как будто я сейчас ее призрак, а Крейв трахает меня, точно так же, как мой отец изнасиловал свою жену прямо перед тем, как убить ее.
В воздухе раздается вздох. Я поворачиваю голову в сторону Крейва, не отрывая глаз от черных дыр в маске Крейва. Я чувствую, как люди наблюдают за нами; Мне все равно. В длинной ночной рубашке, заправленной вокруг моих ног, они не видят, как мы трахаемся. Даже если бы они и могли, я бы не остановилась.
Меня охватывает покалывание. Крейв здесь. Для меня. И это что-то значит.
Он убийца моего отца.
Он должен быть им.
— Ого, ничего себе, — говорит кто-то.
— Духи приближаются!
— Шутка папы, не смешная. Спасибо…
— Это не призрак. Это девушка. Девушка из подкаста…
Огни дома, свечи у доски для спиритических сеансов, фонари на парковке — все это растет, пока не засияет его кожистое лицо.
Мой мозг заполняет пробелы, вызывая в воображении настоящего Крейва.
Крейв убил моего отца. Я дочь одной из его жертв. И я никогда не смогу избежать этого.
Крейв прижимает лезвие топора к моей шее, давление щекочет меня. Он мог убить меня прямо здесь, прямо сейчас, отрубив мне голову на глазах у всех. Вероятно, он обдумывает это. Может быть, он знает, что ему будет лучше, если он убьет и меня.
Но я также могла развернуться и смахнуть маску с его лица раз и навсегда и раскрыть его истинную личность. Было бы очень много свидетелей. Кто-нибудь сможет его опознать, и я смогу прикрепить лицо к своим видео. Я могла бы раскрыть его миру.
Он знает, что у меня есть эта сила. Вот почему его тянет ко мне.
Никто из нас не останавливается. Мы продолжаем трахаться. Будет больше силы в том, чтобы держать Крейва при себе и использовать его так же, как он использует меня. Мы жертвы и преступники друг друга, и я этого так не оставлю. Еще нет.
— Ты убил его, — говорю я тихо. — Ты убил Майкла Холла.
Глава 24
Крейв
— Я знаю, что ты это сделал, — шепчет Рэй, ее глаза полны похоти.
Это выводит меня за рамки.
Каждый спазм моего члена возвращает меня в реальность.
У меня был план, и мой голодный член отказывается позволить этому плану осуществиться.
Губы ее открыты, веки тяжелые. Я кладу топор на землю.
— Что они вообще делают? — кто-то спрашивает.
— Это часть шоу?
— Давайте вернемся к сеансу, — говорит пронзительный голос. — Может быть, доска для спиритических сеансов расскажет нам, почему они здесь.
Голоса бормочут, теряя интерес к нам двоим теперь, когда топор лежит на земле. Я выхожу из Рэй. Она поправляет ночную рубашку, садится на палачский камень и ждет объяснений. Чтобы я мог подтвердить или опровергнуть ее обвинение. Я застегиваю ремень.
Мы не говорим ни слова.
Я иду по пустыне до тех пор, пока не перестаю видеть ни Рэй, ни дом. Возвращаться обратно будет непросто, но оно того стоит, чтобы избежать встречи с остальными гостями… и с ней.
Я должен был убить ее сегодня вечером. Фантазия заключалась в том, чтобы сделать это на глазах у всех. Логично, что я планировал дождаться, пока все уйдут, чтобы не было свидетелей. Еще одно убийство, которое нужно замять под ковер. Еще одна жертва, которая исчезает в бескрайней пустыне.
Затем Рэй официально обвинила меня в убийстве ее отца, и план провалился.
В черепе пульсирует головная боль. Я смотрю через плечо на город. Я представляю, как она сидит на этом валуне, смотрит вдаль и убеждает себя, что все еще видит мое убегающее пятнышко.
Она думает, что у нее есть ответ.

На следующее утро я собираю образцы ДНК и соответствующие им тесты на отцовство. Если я отдам их ей, ей придется либо продолжать меня трахать, либо убить меня.
Часть меня в восторге от последнего варианта. Учитывая ее расчетливый характер, ей это может даже сойти с рук.
— Кого ты разыгрываешь? — голос моей матери издевается надо мной. — Это ты должен ее трахнуть или убить.
Голос Рэй прерывает:
— Я нужна тебе. Признай это.
— Хватит, — кричу я. Будь то ворчание моей приемной матери или насмешки Рэй, это не меняет того факта, что я должен это исправить. Я должен найти способ получить то, что хочу. И если я не хочу убивать Рэй прямо сейчас, то мне придется найти другой способ снова развлечь ее.
Моя маска висит на настенном крючке. Я бью по ней кулаком. Штукатурка трескается, разрывая изоляцию, но внутри стены так много пустого пространства, что это кажется предзнаменованием. Напоминание о том, что мы с Рэй одинаковые.
Маска падает на пол, все еще целая. Кожа прочная. Я сильнее.
Рэй тоже сильнее.
Я вырос без своих биологических родителей. Моя приемная мать ненавидела меня, а остальные члены моей приемной семьи терпели меня. Рэй никогда не знала своего отца, и поэтому, как бы вы ни излагали нашу историю, у нас одни и те же забытые корни. Ее биологическая мать старалась изо всех сил, но Рэй все равно осталась такой же, как я: бездушным манипулятором, человеком, которому не хватает человечности, человеком, который удовлетворяет только себя и свои собственные желания.
Есть в этом что-то раздражающее и интригующее.
Даже если я не сообщу Рэй результаты об отцовстве, она все равно подумает, что я здесь ради нее. Прошлая ночь доказала это всем, включая меня. И эти результаты тестов станут еще одним заявлением о моей преданности ей.
Я еду в Вегас, чтобы очистить свой разум. После нескольких часов работы в такси я нахожу двух молодых женщин в откровенных черных платьях. Их не может быть больше двадцати пяти. У одной даже искусственные рыжие волосы и карие глаза, как у Рэй. Однако она бледная, практически призрачно-белая. Не загорелая, как Рэй.
— Можете ли вы отвезти нас в «Herbs & Rye»? — спрашивает рыжая. — Лучший счастливый час поздней ночи, детка!
— Вперед! — говорит блондинка.
Я посмеиваюсь.
— Конечно.
Я выезжаю со Стрип-клуба, когда улицы позволяют, выезжаю на шоссе. Блондинка кладет голову на плечо подруги.