— Не буду, — эхом повторил Алекс, вспомнив слова Аси про всю сложившуюся ситуацию. — Но хочу, чтобы правду знала мама девочки. Мне бы не хотелось…
Мужик громко выпустил из лёгких дым и отшвырнул окурок в сторону урны, и Алекс понял, что продолжения фразы он слышать не хочет.
— Мамка у девчонки больно резвая. Она нас по судам затаскает и пересажает ещё всю семью. Пожалей, а? — усатый с мольбой поглядел на Алекса, щетинистые седоватые брови встали домиком. — Куда же мы, у нас же детушки, да и Борька вообще парень хороший, просто моча в голову ударила, вот и понесло на подвиги. Я ему сам всыплю, только не сдавай, Христом Богом тебя…
— Но у следователя же телефон, — нахмурился Алекс.
— У него, да. Но мы там утрясли всё. Мама девки заяву катать не будет, мы тоже свою заберем. А я тебе пива куплю, да и лети ясным соколом на все четыре направления, чего тебе с мелкими-то делать, не детей же…
Усач хрипло рассмеялся и за рукав потянул Алекса к ближайшей пивнухе, маячившей яркой вывеской прямо за забором больничного двора, вразрез со всеми возможными правилами размещения подобных заведений.
«Соглашусь — и всё закончится. Всё, все проблемы, и все от меня отстанут, и буду жить так же, как и раньше жил. А откажусь… может, верну Аську, может, завоюю доверие её мамы. Но, возможно, буду отколошмачен в какой-нибудь подворотне дружками этого пацана. Или его ЧОПовского отца. Или его мамой, которая выглядит едва ли не опаснее всех их взятых вместе и укомплектованных ломами и топорами…»
Неожиданно Алекс понял, что всё ещё опаснее, чем ему кажется. Больница, цветастая тётя… и та женщина, к которой в кабинет Ася ушла, ещё так на него посмотрела, будто с удовольствием бы расчленила на этой самой кушетке. Мама сученыша — врач. Была в белом халате в этой больнице только что…
— А с врачом, к которому Настю увели, ваша жена случайно не дружит?
Глаза мужика неожиданно расширились, он открыл рот, будто что-то сказать собирался, но тут же закрыл его и бросился назад в больницу. Алекс поспешил за ним.
— …всё врёте! Он ничего не делал! — голос Аси, срывающийся на визг, будто врезался тысячей игл в сердце Алекса. Он ускорился, петляя между снующими по коридору медсестрами и пенсионерками.
— Марина Степанна считает по-другому, — стальной голос возможной будущей тёщи был таким же холодным. — Анастасия, бери сумку и идём домой. Ты под домашним арестом до конца лета.
— Но почему?! — всхлипнула Ася.
Алекса от спорщиков отделял последний поворот. И медленно толкающие кушетку с улыбчивым дедушкой четыре уставшие злые медсестры.
— Потому что стать бабушкой в тридцать шесть лет я бы не хотела, — так же спокойно и металлически отрезала бизнес-леди и застучала каблучками.
— Маринка, мать твою раз-ети! — вклинился в разговор запыхавшийся усатый охранник. — ты-то за что в это полезла? Антонина Батьковна, простите вы Маринку Степанну, дура она у нас, — уже спокойнее обратился он к кому-то.
Видимо, к Асиной маме.
Стук каблучков прекратился.
— Что вы имеете в виду?..
— Наврали вам всё Танька моя да Маринка, подружка её. Не виноват Лёха ни в чём, всё Бориска затеял, олух мелкий. Как дал бы…
Звук затрещины.
— Не смей бить моего сына!.. — голосом цветастой тётки.
Алекс наконец-то проскользнул в нужный коридор. Ася, будто почувствовав это, тут же обернулась в его сторону, освободила рукав их маминой хватки и бросилась ему навстречу, наплевав на законы приличия и дурацкую легенду с репетиторством и «просто дружбой». Она обняла его, прижалась всем телом, уткнувшись носом в футболку, и Алекс не увидел никаких причин не обнять её в ответ. В коридоре повисла тишина; должно быть, Антонина теперь только утвердилась в своих домыслах на его счёт.
«Ну и пусть. И чёрт с ним со всем, потом придумаю, как выпутывать нас из всего этого…»
Аська плакала. Её мать почему-то молчала, замолчала и цветастая тётя, не подавал больше голоса усатый ЧОПовец… словно сквозь туман донёсся до Алекса чей-то писклявый рингтон, потом короткий негромкий разговор…
— Настасья, через час быть дома, — как-то по-другому, почти тепло произнесла бизнес-тёща. — И… Алексей, если вас не затруднит, приведите себя в порядок и приходите тоже.
Epilogue
— О, Лёха! — Александр Борисович тепло пожал Алексу руку и сопроводил за столик пивной.
Там уже сидели несколько мужиков, все по возрасту приближались к Александру Борисовичку, то бишь годам эдак к пятидесяти. Но отчего-то новый приятель обязательно решил познакомить Алекса с «мужиками», раз уж он теперь — уже совсем скоро — распрощается с холостяцкой жизнью.