На свою беду к нам приехали все родственники отца, бежавшие от фашистов с Украины. Думали, что немец до Крыма не дойдет.
16 декабря 1942 года был вывешен немецкий приказ: всем евреям явиться в определенное место с вещами. Сестра матери Ева, решительная женщина, ушла за день до расстрела, сказав: «Я им не дамся живой». В дальнейшем ее следы обнаружились в партизанском отряде.
А нас повели на окраину города к противотанковым рвам, которые были вырыты еще в начале войны против немецких танков.
Я шла рядом с мамой, мне было тогда одиннадцать лет, а отца толпа оттеснила от нас, он шел дальше, ведя за руки четверых мальчиков своей сестры, потому что у нее руки были заняты долгожданной грудной девочкой двух месяцев от роду.
Когда мы вышли на средину города, то оказались между двумя рядами людей, симферопольцев, которые молча смотрели на наше шествие. Вдали уже была слышна пулеметная стрельба.
Мама вдруг сильно толкнула меня в толпу и крикнула: «Спасайся!»
Я не успела опомниться, как какая-то женщина схватила меня и потащила в сторону, а эсэсовцы заметили все это, схватили маму и увезли в гестапо. Там она, наверное, и погибла. А за мною толпа сомкнулась, и эсэсовцы меня и женщину уже не догнали.
Женщина привела меня к себе домой. Крымский дворик, первый этаж, комната с кухонькой. Муж армянин, сын Вовка пяти лет и мать мужа, парализованная старуха.
Дома Екатерина Трофимовна сразу посадила меня в шкаф и заперла на ключ. Через некоторое время в шкафу была выломана задняя дверца для воздуха, так как я задыхалась в нем, свернувшись крючком среди вещей. Этот шкаф стал для меня убежищем на два с половиной года.
Екатерина Трофимовна отлично отдавала себе отчет в опасности, которой она подвергала свою семью и себя, скрывая меня. У нас на Пушкинской улице с двух сторон стояли фонари на всю протяженность улицы. На них всех висели люди, укрывавшие евреев.
Наш дворик был типичным для Крыма. На него сходили двери и выходы всех окружающих домов. Соседи знали друг о друге все: кто женился, кто развелся, кто болеет, у кого сегодня что на обед. Поэтому конспирация была полной и глубокой. Мальчика полтора года не выпускали гулять во двор, чтобы он не проболтался ребятишкам. Кроме того, мне, конечно, повезло со старухой. Во-первых, соседи знали, что Екатерина Трофимовна ежедневно выносит грязное ведро в нужник во дворе, так как дома больная старуха, во-вторых, немцы не просились на постой в эту квартиру, брезгуя соседством с больной.
Дома были трения между Екатериной Трофимовной и ее мужем, фамилия его была Данов, он был армянин, они оба были агрономы. Данов просто умирал от страха. А Екатерина Трофимовна ничего не боялась и, как потом выяснилось, была членом подпольной организации. После войны ее разыскал один летчик, которого она вытащила из лагеря и тоже где-то укрыла. Он приехал к ней при мне, снял рубашку и показал: все тело от шеи до пояса было в шрамах и ранах, живого места не было.
Екатерина Трофимовна нарекла меня Катей и удочерила.
В сорок четвертом подпольная организация предупредила Екатерину Трофимовну о провале. Кто-то из подпольщиков, не выдержав пыток в гестапо, назвал адреса. Надо было немедленно уходить в лес. Мы уходили ночью двумя группами, чтобы в условленных местах выйти на партизанских связных. Мама вела одну группу, а Данов меня и Вовку. Мама встретилась со связным, а Данов заблудился, и на связного мы не вышли, а ночь провели в том самом противотанковом рву, который после акций был закопан, а потом его снова раскопали мародеры, искали золото у трупов.
У Вознесенского есть поэма «Ров». Это о нашем Симферопольском рве. Теперь там стоим памятник с упоминанием о «погибших советских гражданах».
После ночи нас все-таки нашли партизаны и повели в лес. Удивительно, как я после двухгодичного сидения в шкафу (я плохо ходила), как я прошла около пятидесяти километров до партизанских землянок. Поход был тяжелый. Ведущий давал по дороге немного отдыхать, потом поднимал и заставлял идти под страхом смерти, так как у него был приказ — живых не оставлять немцам. Боялись, что в гестапо их расколют и они выдадут маршрут.
Потом потянулась партизанская жизнь. Ели мы кукурузу, нашли склад мороженой кукурузы. Втыкали в початок палку, обжаривали на костре и ели полусырую, полусожженную…