Все-таки я изобрел свой собственный способ измерять это чертово время. Календарь Матти был похож на тот, что висел в отцовской мастерской, только на нем не было девушки в оранжевом купальнике. В ширину он был с растопыренную ладонь: между большим пальцем и указательным помещались начало и середина месяца. Получается, весь месяц — это две ладони. Я ушел с заправки ладонь и три пальца назад — вот и точка отсчета. До моего дня рождения оставались две ладони и один палец, тут тоже все ясно: довольно долго придется ждать, настолько долго, что просто фантастика.
У меня был выбор: уйти и все-таки попасть на войну или же найти незамысловатую работу. Но я решился дождаться Вивиан — может, она вернется. Матти ничего об их планах не знал: та семья приезжала на все лето, и не бывало еще такого, чтобы они уезжали до конца августа. Пастух попытался внушить мне, что закрытый дом — недобрый знак, однако я решил его не слушать. А лучше бы послушал.
Я предложил Матти помощь по хозяйству в обмен на ночлег и еду. Он поинтересовался, имею ли я опыт обращения со скотом. Последняя овца, которую я видел вблизи, была на самом деле Мартином Баллини на рождественском спектакле, но тут я решил солгать и заявил: никто не знает животных лучше меня. Только вот врать у меня не получалось, слова застряли внутри и никак не хотели вылезать наружу, сколько бы я ни пытался. Матти понял, что я вот-вот выйду из себя, и спросил, умею ли я различать перед и зад овцы. Это да, я умел. Тогда он дважды похлопал меня по плечу и сказал:
— Ты нанят.
Думаю, Матти не прогадал: я ни разу не допустил промаха, занимаясь овцами. Вскоре он стал доверять мне все более сложные задания: например, проверить шерсть на паршу или состояние копыт. При малейшем недосмотре могло пострадать все стадо, а на тот момент скота у нас хватало: фермеры с плато доверяли Матти пасти своих животных вдобавок к нашим.
Честно говоря, работа оказалась похуже той, которой я занимался на заправке, но я старался об этом не думать. Матти изготавливал сыр в самой дальней от дома постройке — такой вкусный, что иногда я ел его тайком. Затем нужно было выставить головки в ряд, чтобы пастух не обнаружил пропажи.
Мы с Матти заключили сделку. Когда овцы вечером возвращались, я был свободен до ужина. Тогда я бежал через поля прямо к дому Вивиан. Всю дорогу представлял, что именно скажу или сделаю, если вдруг увижу распахнутые ставни, и понятия не имел, должны ли мы поцеловать друг друга в щеку при встрече или просто пожать руки. Или же неловко смешать оба приветствия, как тогда зимой, когда к нам впервые приехала тетушка Сильветта, папина сестра.
Однако ничего не менялось: я каждый раз сталкивался с закрытым домом. Как можно дальше я сидел перед ним, до самой последней минуты, поскольку знал, что Матти не любит, когда я опаздываю на ужин, пусть мы и едим в полной тишине. Может, они нашли работу где-нибудь в долине, повторял я себе, и скоро вернутся, нужно только дождаться. Им, наверное, пришлось остановиться на заправке, или они застряли за каким-нибудь грузовиком. Скоро на дороге поднимется пыль. Вот, точно, прямо сейчас, они приедут, это вопрос лишь нескольких секунд. Я считал до десяти: один, два, три, безвременник в полях, синий, белый, красный, АБВГД, пять, шесть, нет, я забыл какую-то цифру. Один, два, три…
Они не приезжали, и на следующий день я пришел снова. Я таращился на дом изо всех сил, представляя, будто я Супермен и могу видеть сквозь стены глазами-лазерами. Я пытался угадать, какое из этих окон в комнате Вивиан, и выбрал то, сверху, с видом на лес. Потом я снова смотрел глазами-лазерами и украшал спальню всякими девчачьими розовыми штучками, которые красуются на рождественских рекламах.
Время шло, я внимательно следил за ним по календарю, чтобы ничего не упустить. Двадцать девятого июля случился первый из двух проступков, ясно давших мне понять позже, что надо было возвращаться домой.
Под числом двадцать девять был нарисован пустой кружочек, означающий новую луну. Бабушка говорила, что нельзя смотреть на новолуние сквозь стекло, иначе случится несчастье, поэтому в подобные вечера на заправке я закрывал все ставни, чтобы ничего такого не произошло. Я говорил, что у Матти не было стекол — это правда, все окна закрывались деревянными створками, кроме того, что находилось в задней части вечно пустующего чуланчика. Там была одна-единственная квадратная форточка, и я себя знал: это окошко будет тянуть к себе, призывать посмотреть на луну только потому, что я не хотел этого делать. Пока Матти не было дома, я решился на единственно верное решение и выбил стекло. Он вернулся и тут же заметил разбитую форточку из-за сквозняка, а я сделал вид, будто оно само так вышло. Пастух странно покосился на меня, но, наверное, я стал лучше лгать, потому что он ничего не ответил, а просто вырезал кусок картона и вставил вместо стекла. Затем мы ели суп из эмалированных мисок, я пошел к водопою помыться, как обычно, и мы легли по кроватям. Я смог спать спокойно. Выкуси, Сглаз.