— Тебе, наверное, пора отдыхать? — спросил на рассвете Филимонов.
— Некогда, с первой электричкой уедем в Москву, — ответил Алексей.
— Куда спешишь?
— О чем ты спрашиваешь? — удивился Алексей. — Только что десять раз повторял: приглашают на радио...
— Правильно, говорил, только сначала надо побывать у нашего бывшего командующего шестьдесят второй армией.
— Не до нас ему небось.
— Примет, — с уверенностью сказал Борис Филимонов. — Он давно хотел повидаться с тобой, поговорить. Ведь он тоже считал тебя погибшим.
— Тогда давай сначала чаек согреем...
Встреча вторая
Первое февраля 1964 года. Вокзал станции Томск-1‑я.
Старшая стрелочница Антонина Давыдова, осматривая перронные пути, вдруг заволновалась: по радио упомянули ее фронтовую кличку — Солнышко.
Да, да... Это та самая Тоня Давыдова из Сталинграда. Через двадцать с лишним лет она услышала голос своего командира. Он выступал по радио. Услышала — и не поверила. И будто снова рядом взорвалась фугаска, завалила землей так, что больно дышать, а на сердце радостно: в ушах звучал голос человека, которого считала погибшим. Быть может, это ошибка? Нет. Диктор объявил, что перед микрофоном выступал Алексей Яковлевич Очкин.
Глядя в сторону вокзала, откуда доносился знакомый голос, она не вытерпела, крикнула:
— Я слышу вас, товарищ лейтенант, слышу!..
От растерянности, от избытка радостных чувств ей на какое-то мгновение поверилось, что ее крик сию же минуту долетит до Москвы и застанет у микрофона командира, которому перевязывала голову и который обозвал ее «рыжая», а затем ласково — «Солнышко». Она как бы вновь увидела его в горящих цехах завода, затем на круче берега Волги.. Высокий, белокурый, чубастый, еще совсем юный лейтенант — комдив Алексей Очкин.
После госпиталя Тоня попала в действующие части, наступавшие на запад, и буквально затерялась в круговороте фронтовых событий. Наступающий фронт — это штормовой океан, в любую минуту может захлестнуть волна и выбросить кто знает куда. Снова ранения, госпиталь, затем демобилизация...
После войны Тоне удалось установить переписку с бывшим разведчиком из группы Очкина, отчаянным сибиряком Николаем Смородиным. Тот очень скупо писал о себе: «Инвалид, но живу, работаю. С лейтенантом Очкиным расстался на круче и больше не встречался. Славный был командир». И все. Был! Значит, не стало...
И вдруг — вот он, его живой голос. Жив! Его выступление по радио сопровождается песней:
Значит, надо откликнуться. Побежала к военному коменданту станции, чтоб поделиться радостной вестью.
— Жив, жив мой командир! Как ему передать привет, может, по военному проводу?..
Комендант тотчас же пригласил ее в комнату отдыха военнослужащих. Там демонстрировалась кинохроника. И Тоня встретила, точнее, увидела на экране своего командира. Высокого, плечистого. И диктор назвал его, Алексея Очкина, командиром группы «пятидесяти семи бессмертных».
Дома Антонину Давыдову встретила дочь Рая с газетой в руке.
— Мама, смотри, читай, что Чуйков пишет... Твое имя называет. Солнышко — Тоня Давыдова, отважная санитарка из группы Очкина. Про Смородина пишет... Алексей Очкин тут упоминается, командир вашей группы. Это тот, про которого ты говорила — погиб на круче?
— Говорила, дочь, говорила. И рада, что ошиблась. Сегодня в кино его видела и голос слышала. Послала ему телеграмму, поздравила с возвращением из мертвых.
Встреча третья
Июнь 1964 года. Совхоз «Чаинка» Купинского района Новосибирской области.
С большим опозданием прочитал в «Известиях» о себе, о своих боевых делах на круче волжского берега бывший разведчик, истребитель танков, теперь столяр совхоза, Николай Ильич Смородин. Тот самый Смородин, которого после тяжелого ранения привязали к бревнам и отправили вниз по течению Волги. О нем и написали как о погибшем. А он выжил. И не только выжил. Но летом сорок третьего года его снова подстерегла беда. В боях за Харьков в районе тракторного завода взрывом мины ему оторвало обе ноги.
Вернулся он домой, в Сибирь, в родной колхоз, в котором до войны работал трактористом. Вернулся без ног. Что делать? Рабочих рук в колхозе не хватало. Хорошо предлагать руки, если есть ноги, а тут — одни обрубки с деревянными протезами до колен. Старший брат возглавлял колхоз. Он сказал:
— Ну что я тебе, Николай, могу посоветовать: инвалид, ищи работу в колхозе сам. Что сможешь, то и делай.