— Туго пришлось?
— Туго, но без страха и испуга.
— От радости стихами заговорил, — заметил он.
— За тебя рад, обошлось.
— А я за тебя перетрусил... Кричать собрался.
Во второй половине дня нам удалось поставить новые рулевые тяги, прошприцевать ходовую часть, заменить смазку в коробке передач, и «Запорожец» встал на свои колеса. От усталости мы еле-еле держались на ногах.
— Не дремать, — пробасил Василий Васильевич над моим лицом. — Сейчас двинем к месту соревнования. Посмотрим новую трассу. А вечером мне надо быть в райвоенкомате. Слушается мой отчет на комитете содействия. О работе с допризывниками...
Я попытался остановить его:
— Не перегружайся. Пощади сердце...
— Не хныкать, — ответил он. — Наши сердца солдатские, перегрузок не боятся, лишь бы ожогов не было.
Тишину майского утра перед моим окном дробят барабанщики пионерского отряда. Они готовятся к встрече Дня Победы. И, глядя на них, я покидаю свой письменный стол. Годы, годы... Седину и морщины на лице платком не смахнешь, а непослушная память возвращает меня в молодость, на рубежи атак и контратак. Вступаю с ней в спор:
— Зачем ты это делаешь, ведь перед глазами радость наших дней?
— Вижу, — отвечает память. — Но о чем ты сейчас думаешь?
— Конечно: о жизни, о завтрашнем дне этих детей.
— Так, так, — замечает память, — узнаю гвардейца.
— Бывшего.
— «Бывшего», — с усмешкой повторяет память, и мне слышится ее упрек. — Выходит, в твоей груди угасла боль от ожогов войны, и ты забываешь то, что было и чего не должно повториться. Так знай, беспечных и забывчивых будет судить совесть.
— Какая ты жестокая, память, — взмолился я.
— Не жестокая, а заботливая, — поправила она.
— Остаюсь в строю и постараюсь, пока дышится, не быть даже свидетелем на суде совести.
— То-то же, — сказала память и замолчала.
И тут же я записал себе в блокнот: «Зов памяти — верность традициям старших, забвение — боль в сердцах ветеранов».
Москва — Кулунда — Москва
1966—1977
КОМДИВ БЕССМЕРТНЫХ
От автора
Записывать воспоминания участников и очевидцев сражений Великой Отечественной войны — моя давнишняя привычка. Таких записей накопилось много, и по ним я время от времени проверяю себя, свою память: они связаны с личными впечатлениями фронтовой жизни, которые еще не успел как следует осмыслить.
Недавно, перелистывая фронтовые блокноты периода Сталинградской битвы, я нашел небольшую заметку о гибели группы бойцов, сражавшихся на берегу Волги в районе тракторного завода. Группой командовал молодой, удивительно дерзкий лейтенант. У него было всего лишь полсотни бойцов, однако они не только отражали атаки батальонов пехоты и танков противника, но и сами переходили в контратаки. Лейтенант наносил удары по противнику с тыла и флангов. Его бойцы умели действовать ночью. Ночные удары ошеломляли вражеских солдат и офицеров, вынуждали их, как правило, с большими потерями оставлять те позиции, которые захватывали днем... Кто этот лейтенант — неизвестно. Вместо фамилии в записи — пробелы, многоточия и вопросительные знаки. Вероятно, рассказчик пытался вспомнить, назвать имя героя, но так и не вспомнил.
В другом блокноте записан рассказ о герое, который чем-то очень похож на лейтенанта. В конце записи помечено: «26 марта 1943 года бросился на амбразуру немецкого дота».
В том же блокноте записан рассказ медицинской сестры, которая, поведав мне о человеке редкостной храбрости и чистого сердца, почему-то не назвала его имени, сказав только, что он был старшим лейтенантом, истребителем танков, солдаты называли его бессмертным.
— В августе сорок третьего года, — сказала она, — старший лейтенант был смертельно ранен, доставлен в Дарницкий госпиталь, и через несколько часов его отнесли в мертвецкую...
Читаю дальше. И вдруг устанавливаю почти невероятное: это один и тот же человек. Он прошел от Сталинграда до Берлина и, кажется, участвовал в освобождении Праги, затем, после войны, работал слесарем на Перовском заводе в Москве. Если это так, то по записям я должен найти его и, если он жив, встретиться с ним.
Однако прежде чем отправиться в поиски, решил посоветоваться с Василием Ивановичем Чуйковым — с чего начать? Бывший командующий 62‑й армией, ныне Маршал Советского Союза, выслушав меня, сказал:
— На войне бывает и такое...
Он открыл свой сейф и дал мне почитать два письма. Одно — от участника Сталинградской битвы Владимира Владимировича Гусева, другое — от жителей Дмитриево-Льговского района Курской области. В первом высказано недовольство: почему забыты героические дела одного славного воина 62‑й армии, погибшего в боях за тракторный завод в октябре 1942 года; во втором рассказывается о том, как в марте 1943 года на курской земле в боях за Хомутовку, Юдовку, Калиновку, Романово сражались истребители танков под командой храброго офицера-артиллериста. Второе письмо скреплено двадцатью подписями. В первом и втором письмах называется одно и то же имя. Причем в первом есть прямое утверждение — герой погиб: «Снайперская пуля врага угодила ему ниже левого глаза и вышла в затылок».