— Надолго ли?
— Если сегодня удержимся, значит, надолго.
— Не понимаю.
— Потом поймете, а сейчас пока возвращайтесь к сыну. Будет лучше, если вы с ним в погреб переберетесь.
Мария Петровна не понесла сына в погреб: там было сыро и холодно. Она спустилась с ним в подвал и уложила его в самое надежное укрытие — под полом глинобитной печи. Здесь было тепло и глухо. Постепенно и здесь стало слышно гудение немецких грузовиков. Земля тихо и жалобно позванивала. Но вот она уже задрожала мелкой дрожью, пока еще без толчков. Значит, наши еще не стреляют. А может, они вовсе не будут стрелять, промолчат, ведь, кажется, колонна вошла в Юдовку. Нет, она еще не в Юдовке, а где-то возле моста.
— Мам, а мам!
— Что, сынок?
— Почему у меня под спиной земля дрыгается, как плясать собралась? Правда, правда...
— Сейчас запляшет, — как-то неожиданно для себя бодрым голосом ответила Мария Петровна.
И земля будто в самом деле заплясала. В ней что-то зазвенело гончарным звоном, заухало, застучало барабанной дробью, засмеялось заливисто и раскатисто. Она будто вошла в азарт пляски и теперь скидывала с себя лишнее.
Когда чуть стихло, Мария Петровна по толчкам одиночных выстрелов поняла, что бой идет где-то в стороне от Юдовки, но не успела сказать сыну и слова, как земля снова загудела, затряслась. На этот раз дрожь земли не унималась около часа. Затем — тишина. И снова то же самое. Только толчки взрывов все удалялись и удалялись.
Под вечер послышался тот знакомый юношеский голос:
— Хозяюшка, выходите!
Командир открыл западню и, просунув в нее свою лохматую голову, приговаривал:
— Выходите, тут у нас полный порядок. Надо решать продовольственные дела.
— Погоди решать, сперва хочу посмотреть, какой ты порядок навел, — ответила Мария Петровна.
— Мам, и я с тобой, — попросился мальчик.
— Правильно, выходите вместе, — поддержал его командир.
— Показывай, — сказала Мария Петровна, оглядывая свой дом. Ей не верилось, что после такой встряски стены дома не рассыпались. — Уцелел!
— Как видите...
На чердаке осталось так, как было утром. Только отверстия, через которые просматривались подходы к Юдовке с западной стороны, чуть расширились.
Нет, Мария Петровна еще не видывала такой свалки машин. Подбитые, перевернутые, горящие, они громоздились перед мостом, на взвозе по ту и по эту сторону реки. А возле них, словно разбрызганная грязь, чернели на снегу убитые.
— Чьи это? — спросила она.
— Ихние.
— А твои где?
— Мои на своих позициях. С провиантом у нас плоховато... Люди есть хотят, хотя бы картошку добыть.
— Как тут было-то?
— Одним словом, они на засаду напоролись. Потом мы добивали их с разных сторон. Остальное люди расскажут.
— А наши, юдовские, видели?
— Видели. Вон еще ходят там и смотрят.
— Тогда иди отдыхай. Ночью всех накормим. Сколько вас?
— Человек четыреста.
— Ладно, накормим.
Перед сумерками Мария Петровна обошла лишь первый десяток домов Юдовки. Навещать остальные не было смысла. Весть о том, что она ходит по домам и просит поделиться остатками продуктов с солдатами, разнеслась по всей деревне быстро, как свет из окна в окно. Женщины, дети, старики, старухи — все, кто мог ходить, несли в общий котел солдатам все съедобное, что было приготовлено в каждом доме к ужину.
— Это пока на первосыток, ночью мы для них погреба раскроем.
— Спроси, Петровна, что ихний командир пуще всего кушать любит. Он, говорят, большой шибко.
— Принимай, Петровна. Как они германцев сегодня поколошматили! Для таких ничего нельзя жалеть.
Мария Петровна своим ушам не верила. Как откликнулись на ее голос люди! Понимают, их не обманешь, они знают, с кем делиться последним куском.
Кто подсказал командиру назначить ее на такую должность, она не могла догадаться до тех пор, пока не узнала, что из Хомутовки сюда пришли вместе с командиром партизанский разведчик Петя Ворохобин и его сестренка Таня с матерью.
Всю ночь дымились трубы почти над всеми домами Юдовки, в погребах и подвалах горели коптилки, лучины. Дети и старики чистили картошку, рушили просо, молотили и толкли в ступках зерна кукурузы, пшеницы и ячменя. В утру кроме готовых завтраков с картофельными ватрушками, тыквенными паренками на пунктах сбора продуктов появились кадушки соленой капусты, огурцов, решета яиц, мешочки с крупами. Муку не принимали — советовали делать тесто и печь капустные и морковные пироги.
Занимаясь продуктовыми делами, Мария Петровна не могла навестить больного сына. Она вырвалась к нему, когда немецкие снаряды начали долбить взгорье, где стояли «дальнобойные гаубицы» из бревен. Прибежала в дом и поразилась: мальчик с увлечением перебирал разложенные по лавкам немецкие автоматы, пистолеты.