— Куда ему! — пренебрежительно бросил Юра.
— Это точно. Ему до тебя еще далеко. Нет у него таланта... Завтра встретимся в сквере на «пятачке». Получишь свою долю. А сейчас отойдем-ка в сторонку. Ну, давай, только в темпе.
Юра протянул дамские часы. Гариков быстро опустил их в карман, но не успел сделать и шага: перед ним словно из-под земли появился лейтенант Махмудов.
— Постойте, Гариков! Вы арестованы!
— Что это значит?
— Разберемся в милиции! Товарищ сержант, обыщите!
— Пойдем, Юра! — Нина Яковлевна мягко взяла мальчика за руку. — Остальное уже без тебя сделаем...
Ульмас УМАРБЕКОВ
ЛЕТНИЙ ДОЖДЬ
Повесть
1.
Близилось утро. Небо начинало светлеть. Тротуары в эту пору безлюдны. А вымытый ночью «поливалками» асфальт блестит, переливаясь, будто проезжую часть улицы выстлали серым бархатом. В мокром асфальте отражаются гирлянды огней, пунктирной линией убегающих вдаль.
Мунира вывела трамвай из ворот парка и, хлестнув тишину пронзительным звонком, — как бы тем самым оповещая сонных горожан, что движение городского транспорта началось, — подкатила к первой остановке. В вагон вошел пассажир. Мунира узнала его. Она встречала его всякий раз, когда работала в первую смену. Это был мужчина средних лет в форме железнодорожника. В руках у него всегда была одна и та же большая черная сумка.
— Салам алейкум, амаки! На работу? — приветствовала его Мунира как старого знакомого.
— Здравствуй, дочка, — ответил пассажир. — Припоздала немного? Сколько на твоих?
Мунира взглянула на часы.
— Нет, амаки, вовремя иду. Всего лишь десять минут шестого.
— Ну, хорошо, если так. А я было начал беспокоиться. Сегодня тепловоз сдаем после ремонта. Помучились мы с ним изрядно.
Слушая пассажира, Мунира вкладывала рулон билетов в автоматическую кассу. Случайно взглянула в окно и вздрогнула. В зарослях шиповника, разросшегося у самого тротуара, она увидела женщину. Квадрат света, падающий из окна вагона, высветил из темноты кусок белого платья и белые дамские туфли, торчащие носками кверху.
— Ой, амаки, взгляните сюда! — крикнула она.
— Что случилось?
Мужчина подошел к Мунире.
— Вон там, среди кустов.
Они вышли из вагона. Колючие ветви шиповника вверху густо переплелись, будто кто-то специально соорудил здесь шалаш. Железнодорожник осторожно раздвинул ветви.
— Фонарь у тебя есть? — спросил он.
И по тому, как прозвучал его голос, Мунира поняла — случилось недоброе. Она бросилась в вагон и через мгновение вынесла карманный фонарь.
— Посвети сюда.
Мунира направила луч на лицо женщины.
— Сдается мне, что ее убили, — проговорил железнодорожник.
— Ой, что вы, не может быть! — пролепетала Мунира. — Что же делать?
— Беги в парк, вызови «скорую помощь».
— Я... я... — она не могла выговорить ни слова, ее трясло, как в лихорадке.
— Беги, беги!
2.
Говорят же, муж и жена помирятся быстрее, чем кисейный платок высохнет. Говорят. А вот Рахим Саидов так не считает. Всякую ссору в семье он склонен сравнить с короедом, подтачивающим дерево. Каким бы ни было дерево крепким, крошечный червь, в конце концов, его свалит или иссушит. Так и семья. Незаметно, от ссоры к ссоре, обиды вытесняют из сердец любовь.
Рахим Саидов старался, чтобы в доме его ссор не было, но они случались все чаще и чаще. Говорят, нельзя луну прикрыть решетом. Его шумные пререкания с женой становились достоянием чуть ли не всего многоквартирного дома. В конце концов слухи достигли и его работы. И хотя хорошо знающие Саидова люди сочувствовали ему, легче от этого не становилось.
Стараясь с головой уйти в работу, он вскоре забывал о причинах, вызвавших скандал. Спустя день или два Рахим, не задумываясь над тем, кто из них прав, кто виноват, просил у жены прощения. Мунис оттаивала, и начинались обоюдные заверения и клятвы. В доме опять воцарялись мир и согласие. Вновь собирались у Саидовых друзья, и веселый смех и шумные разговоры доносились из открытых окон их квартиры. Соседки, что сидят по вечерам у подъезда на лавочках, многозначительно переглядывались. Одни осуждали Саидовых, другие сочувствовали им.
— Эх, послал бы бог Мунисхон ребенка, и успокоились бы они, — говаривала какая-нибудь сердобольная женщина, все охотно принимались рассуждать о том, какое значение имеет ребенок для укрепления семьи.