— Не этот? — лейтенант Султанов показал ей фотографию Рахима Саидова, которого ему удалось сфотографировать утром, когда тот открывал дверь.
— Похож, — проговорила женщина, поглаживая щеку, — но кто знает... Боюсь ошибиться. Если б самого увидела, может, узнала бы...
— С черным портфелем, говорите? — спросил капитан.
— Да, здоровенный такой черный портфель...
Алиев и Султанов переглянулись.
4.
Взошло солнце. Комната наполнилась теплым золотистым светом. Рахим Саидов недвижно сидел, уставясь в одну точку. В опущенной руке, почти касающейся пола, была сигарета, о которой он, видимо, забыл — ни разу не затянулся. Сколько времени прошло с той минуты, когда ему принесли черную весть? Час, два или вечность? Дрожь в теле унялась, и он почти физически ощутил, как к нему постепенно возвращаются силы. Только внутри себя ощутил пустоту. Такую пустоту, точно из него все вытряхнули, оставили одну оболочку. Или выгорело все в нем. Притупились чувства. Он не плакал, не терзался, будто случилось то, что и должно было случиться, чего он ожидал давно. Ему и показалось, что все это произошло давно, так давно, что успело забыться.
Постель не убрана. Поперек кровати лежит ночная рубашка Мунис. Его губы задрожали, а на глаза навернулись слезы. Он спрятал рубашку под подушку, как это обычно делала Мунис, и прибрал кровать. Уходя, на пороге остановился, взглянул на себя в зеркало. Он увидел свое небритое лицо, темные круги под глазами и удивился, что можно так измениться.
Он вышел на кухню. На буфете стояла бутылка «Плиски». Ее распечатали позавчера, когда заходил Хафиз. Тогда Хафиз один выпил стопочку. Его рюмка все еще стоит на подносе. Рахим Саидов наполнил ее коньяком и залпом выпил. Ему ожгло горло.
Зазвонил телефон.
— Рахимджан? — раздался в трубке голос Хафиза. — Ты не болен? Отчего не пришел? Что ты молчишь?
— У меня... Вчера убили Мунис...
В трубке — молчание. Наконец Хафиз с трудом вымолвил:
— Я сейчас приеду.
Саидов сел. Хорошо, что приедет сейчас Хафиз. Постучали в дверь. Телеграмма! Это от тестя. «Вылетаем двухчасовым рейсом», — сообщалось в телеграмме. Он взглянул на ручные часы. На них было начало восьмого, часы остановились. Стенные часы на кухне показывали десять минут первого. Значит, они будут часа через три. Он предвидел трудный разговор с матерью Мунис. Она, конечно же, станет во всем винить зятя. Теща почему-то с самого начала его невзлюбила. И Рахим платил ей тем же. От вида ее, от всегдашнего недовольства у него тотчас портилось настроение. Хорошо, что им сообщила милиция. Он, Рахим Саидов, не смог бы этого сделать.
Вошел Хафиз. Рахим почувствовал, как опять горло сдавило железным обручем.
Рахим рассказал о событиях минувшей ночи.
— Вчера только перстень просила... — горестно проговорил Рахим. — Перстень с рубином. Искал и не нашел. Таких давно нет в продаже. Но я разыскал не хуже. Теперь ей не надо... ей ничего теперь не надо.
— Рахимджан, выпьешь стопочку?
Хафиз принес из кухни две наполненные рюмки.
— Своим родителям сейчас сообщишь? И в Коканд надо бы...
Рахим показал телеграмму.
— Внизу машина, — сказал Хафиз. — Сулейман-ака дал в наше распоряжение. Он велел тебе передать соболезнование.
Это было первое соболезнование.
Рахим вышел на улицу. Солнце было в зените и палило немилосердно. Несмотря на жару, улица была многолюдной. У каждого свои заботы, никто даже не обернулся в его сторону, не спросил о его горе. Никому не ведомо, что у него на душе. Да! Такова жизнь.
Рахим пересек тротуар, у края дороги стояла директорская синяя «Волга». Водитель поспешил навстречу.
— Знать, на роду написано, что поделаешь? — проговорил он.
Рахим тяжело опустился на заднее сиденье. Водитель ждал, вопросительно глядя на него. Потом спросил:
— Куда поедем, Рахимджан-ака?
— Ах да... в ТашМИ.
Медленно спустились они по ступенькам в подвальное помещение. Шофер, привалившись плечом, открыл массивную дверь. Сырой холодный воздух и запах прелости ударил в лицо. За столом, тускло освещенным настольной лампой, спиной к ним сидел худощавый рыжеволосый мужчина, облаченный в черный халат.
— Можно? — спросил Рахим. — Жена моя, Мунис... Саидова... Сегодня привезли.
— На крайнем столе.
Рахим Саидов подошел к крайнему столу и осторожно приподнял простыню...
Отсюда он решил поехать к своим родителям, жившим на окраине города. Калитка оказалась не запертой. Они вошли во двор. Огромная серая собака с громким лаем кинулась навстречу.