— Сыграйте, Адыл Каримович, — попросила Ольга Сергеевна.
— А что вам спеть? Хотите я вам спою воровскую, а?
И женщины, и Ковча понимающе улыбнулись. Ну конечно, почему бы умным, образованным людям не подурачиться и не послушать воровские песни. Это сейчас модно. Они всегда с таким смешным налетом сентиментальности...
Клыч пел, улыбаясь, чуточку кривляясь, но ему вовсе не было весело. Ему было и смешно от того, что эти добрые, наивные взрослые люди запросто приняли его в свой круг и были убеждены — он для них свой. Ему было жаль их, потому что если не Клыч, то какой-нибудь другой ухарь обидит их — это неудивительно при их непрактичности и доверчивости. И грустно, потому что он, как ни удачна была его маскировка, оставался чужаком, человеком из другого мира. Его мир живет параллельно с их миром, и эти два мира часто пересекаются, сталкиваются, но никогда не сольются — они враждебны. И самое обидное было в том, что не эти люди были ему врагами, а он им...
Вскоре мужчины ушли из купе своих соседок. Женщины укладывались спать.
— Странно ведут себя наши «влюбленные», — иронически улыбалась Ольга Сергеевна, убирая на ночь прическу под косынку перед зеркалом. — Как быстро им изменяет напускное остроумие, эта противная насмешливость. И как легко читать все их эволюции, перепады настроений!..
— Вы тоже заметили, Олечка? — спросила серьезно Нина Антоновна. — Эта непонятная нервозность в ресторане, потом вдруг облегчение. Не обижайтесь, я не отношу это к влюбленности, хотя в вас нельзя не влюбиться. У меня такое смутное предчувствие, что мы благодаря Адылу Каримовичу избежали какой-то беды. Может быть, это и бред. Но поверьте моему опыту, иногда бред бывает реальнее любой действительности.
...Уже далеко за полночь они встретились. Клыч вышел в коридор покурить. Алла ждала его.
— Убери лапы, — тихо и зло сказал он своей подруге. — Тут тебе не светит.
Алла изучающе, с жесткой пристальностью посмотрела на него. Чтобы смягчить свои слова, он добавил миролюбиво:
— Пусто, сам проверил. Так, мелочь, не стоит пачкаться.
— Лады, заметано, — неожиданно покорно согласилась Алла. Она не поверила дружку ни на полслова. Этот красавчик, кажется, размечтался о чистой и честной жизни? Посмотрим, посмотрим. Вот кончатся «башли» и замечешься, без денег ты не сможешь прожить и дня. И тогда ты отбросишь свою некстати заигравшую совесть. А может, влюбился?.. Так ведь ты вор и от судьбы своей никуда не денешься. Алла насмешливо смотрела вслед Клычу, который ушел в свое купе.
Еще затемно все готовились к Москве, хотя ехать оставалось чуть не шесть часов. Сдавали постели, наспех завтракали, а потом томились, коротая тянувшееся время. Адыл и Ольга Сергеевна стояли у окна и тихо разговаривали. Она рисовала что-то пальцем на стекле.
— У вас определенная способность к перевоплощению. Знаете, когда вы пели эти потешные «блатные» песенки, я представила вас в роли уголовника. Бросайте вы свою скучную науку и идемте к нам. Уверяю, успех гарантирован, — шутила она, но шутила как-то невесело, словно заставляла себя.
— А вы все-таки сумочки с деньгами не бросайте. Уведут, — не сдержался Клыч и улыбнулся, демонстрируя, будто продолжает вчерашнюю игру. Но улыбка вышла неловкая.
Ольга Сергеевна внимательно посмотрела ему в глаза.
— Хотелось бы еще встретиться с вами. Вы ведь наезжаете в Москву иногда? Возьмите мой телефон и адрес. Но сейчас, конечно, мы уезжаем на съемки надолго и далеко. Через год-два вы вдруг вспомните, вот и позвоните... Мне почему-то кажется, что с вами происходит что-то важное, интересное.
И они расстались. В минуту распались знакомства, недолгие вагонные привязанности. В один миг Москва рассосала людей; кого-то встретили родные, кто заспешил на метро, кто сел в такси. И исчез, растворился целый мирок, как распадается, только возникнув, какое-нибудь сложное, но нестойкое химическое соединение.
— Вот так всегда в жизни, — вздохнул, глядя вслед артисткам, Ковча. — Только встретишь человека — и нет его. Ну, прощай! Мне пора, — подал он руку и через полминуты тоже растворился в толпе.
5.
Алла уже ждала Клыча в справочном зале. Здесь, на Казанском, они не стали задерживаться. Алла остановила такси, они молча сели в машину. Она только посматривала на Клыча, ни о чем не спрашивала, ничего не говорила. Так они добрались до Новосибирской, где жила сестра Аллы, толстая плаксивая неопрятная женщина. Чтобы заткнуть ее, Алла «кинула» две сотни. Сестра захлопотала, начала собирать угощение. Клыч был у них не первый раз, и всегда удивлялся: зачем и почему эти люди так живут? Муж у этой тетки спился, приходил жалкий, тощий, нервный, что-то доказывал всем, хорохорился. Слышал Клыч, что был он каким-то экскурсоводом, а потом его обидели, затерли, выставили с работы. Скорее всего, просто закладывал лишнее. И эта баба терпит такую жизнь, ноет и жалуется, но сама тоже ничего не делает, чтобы жить иначе. Странное дело, Клыч так и не знал, как зовут сестру Аллы. Приезжали сюда, спали, уезжали. Алла круто и жестко командовала сестрой, не давала рта раскрыть: — принеси, сходи, не ной, закройся.