— Придется тебе пожить в Ташкенте еще с недельку, — сказал на второй день Адылу Егоров.
— А потом в колонию?
— Да нет. Но ты был очень близко от нее... Работать поедешь.
8.
После восстановления Ташкент стал еще более многоликим городом, чем был до землетрясения. Есть в Ташкенте нарядные проспекты с кубами многоэтажных домов, а есть и укромные, тихие уголки, где в зелени палисадников и тщательно ухоженных садиков утонули небольшие коттеджи. Майор Егоров получил квартиру далеко от центра, по Луначарскому шоссе, но он не жалел об этом только потому, что каждый вечер, если этот вечер оказывался свободным, мог повозиться в своем крохотном саду. Облачившись в старенькую пижаму и тапочки, вооруженный садовыми ножницами и лейкой, он копался в своем садочке с упоением. Сказались в его характере многолетние скитания по необжитым, неуютным местам. Служба у него складывалась так, что много лет было не только не до садоводства, но даже и не до себя.
В эту субботу Сергей Александрович, уже закончив свои садовые хлопоты, ополоснувшись под душем, благодушествовал за чаем вместе с женой Юлией Павловной. Дети Егоровых уже жили по студенческим общежитиям в других городах. Человеку, не знавшему Егорова, могло показаться, что на веранде сидит и упивается личным благополучием эдакий жучок-обыватель, которого уже ничего, кроме собственного куста виноградника, не интересует.
— Сережа, к нам, кажется, гости, — заметила остановившееся у калитки такси Юлия Павловна.
— Откуда бы? — удивился Егоров.
— Можно к вам, гражданин начальник? — послышался из-за калитки голос.
— Это ведь Клыч. Тот самый, — многозначительно глянул на жену Егоров, направляясь к калитке.
— Ты уж поосторожнее, Сережа, — тихо попросила Юлия Павловна, но Егоров только укоризненно покачал головой.
— Входи, входи, Адыл, — майор открыл калитку перед гостем, проводил на веранду, познакомил с женой. — Садись к столу, Адыл, будем чай пить, — майор подставил Адылу плетеный стул.
— Да я ведь, Сергей Александрович, кое-что прихватил с собой, — смущенно потеребил подбородок Адыл и, заметив протестующий жест хозяина, поспешно заверил: — Ведь я с вами попрощаться. Улетаю завтра в Каршинскую степь. — Он выставил бутылку коньяка, извинился перед хозяйкой: — Я ведь очень обязан вашему мужу, Юлия Павловна.
Майор с удивлением отметил изменения в Адыле. Впервые у него появились серьезная сдержанность и озабоченность.
— Чуть-чуть я снова не рухнул, Сергей Александрович. Ведь обложил меня Пахан. А тут неудача с устройством: никто не хочет связываться, приключения себе искать. Качнулся я, Сергей Александрович... Не знаю, что там у них с Сенькой Шпалой, но Пахан получил свое. Удивляюсь только, как Шпала пошел на мокрое дело. Допился, видать. Но Пахана, по чести, мне не жалко.
— А не будет Сенька снова к тебе дорожку искать? — обеспокоенно спросил Егоров.
— Нет. И вообще вы его здесь не ищите. Денежки Пахана, он, видимо, все-таки взял. А с деньгами он далеко уйдет.
— Дальше нас ему идти некуда. А что тебе сказали в штабе комсомольских строек?
— Эх, Сергей Александрович! Если бы не вы, разве бы решились дать путевку на всесоюзную комсомольскую? Я же уголовник. Преступник.
— Теперь-то нет. А в комсомоле у меня еще много друзей. По старым делам. — Заметив удивление Адыла, Егоров пояснил: — Ты что же думаешь, милиционерами рождаются?.. После армии работал я на заводе, комсоргом цеха был. Мечтал, между прочим, пединститут закончить. А тут вдруг вызывают в горком комсомола. Надо, говорят, укреплять правопорядок и советскую законность. Вот тебе и институт, и всё на свете. Предложили подать заявление в высшую школу МВД. Думаешь, я прыгал от радости? Но пошел, потому что нужно. Ты вот поинтересуйся у Юлии Павловны, что она заявила, когда увидела меня в форме курсанта милиции. Она сказала, что ей стыдно встречаться с милиционером, понял? И мне тогда было ох как тяжело, свет не мил. И вообще отношение к нам не всегда доброе, уж это ты не хуже меня знаешь.