Роман прошел вдоль коридора до самого конца, придирчиво оглядывая все вокруг. А комбинат, отметил он, как-то обветшал за это время. Линолеум на полу поистерся до дыр, краска с окон облупилась. Да и стены давно не красили, не белили.
Он остановился у высокого окна. Заледенелые стекла кто-то оклеил снежинками, вырезанными из салфеток. А рядом стояла маленькая искусственная елочка, украшенная мишурой и дождиком. Скоро Новый год, с тоской подумал он. Праздники он, как и многие одинокие люди, не любил. А раньше, вдруг вспомнилось, лет двадцать назад он обожал носиться по этому коридору. Взад-вперед. От этого окна до другого, в противоположном конце.
Однажды во время такого забега кто-то вышел из кабинета и случайно шибанул его дверью. Роман до сих пор помнил, как мчался со всех ног и вдруг, совершенно неожиданно, жестоко получил дверью в лоб и отлетел метра на полтора в сторону. Но тот, кто его стукнул, вообще чуть не умер на месте.
«Ладно, хватит, — вздохнул Роман, — там уже наверняка все настроили и подготовили. Надо приниматься за дело».
Он не спеша пошел обратно, и вдруг дверь одного из кабинетов открылась. Может, даже та самая, что когда-то ударила его по лбу.
А потом он увидел, что в коридор вышла она… Оля.
Она тоже повернулась и, встретившись с ним взглядом, застыла на месте. Несколько секунд они безмолвно пожирали друг друга глазами, подмечая и впитывая каждую деталь, каждую черточку, каждый штришок.
Она заговорила первая. Сглотнув, тихо произнесла:
— Рома… Привет, Рома…
Казалось, на него нашел амок, короткое помутнение, во время которого он вдруг перестал понимать, где он, что он, перестал видеть что-либо, кроме ее огромных глаз, перестал себя контролировать. Словно вообще больше ничего не существовало. Но, слава богу, это минутное наваждение как нахлынуло внезапно, так и отпустило. Сморгнув, он глухо и холодно ответил:
— Здравствуйте, Ольга Николаевна.
34
Оля подалась к нему, хотела что-то сказать, словно не сразу поняла его слова и тон. Губы ее еще по инерции улыбались, но вот уже дрогнули, скривились. И улыбка поползла вниз. Вспыхнувшая во взгляде радость сменилась замешательством и тут же неловкостью. А потом Оля и вовсе отвела глаза и часто заморгала. И вообще вся как-то съежилась, поникла.
Вот только ее слез ему сейчас не хватало. И так тяжело, просто невыносимо…
А чего она хотела? Чего ждала? Что после всего он кинется ей навстречу, распахнув дружеские объятья? Или будет болтать с ней как ни в чем не бывало?
Но нет, слава богу, она быстро собралась, взяла себя в руки и избавила их обоих от еще большей неловкости.
Из конференц-зала вышел сисадмин, паренек в растянутом свитере кирпичного цвета. Увидел Романа и неуклюже двинулся к нему:
— Я все подключил. Все работает. 1-С там, ну и все остальное. Но если вдруг что, вызовите меня по внутреннему. Вот.
— Спасибо, — кивнул Роман. Потом снова взглянул на Олю, но она на него больше не смотрела.
— Ольга Николаевна, мне нужен отчет о движениях денежных средств за этот год и первичная бухгалтерская документация, — вежливо, но все так же холодно попросил Роман.
— Хорошо, — еле слышно ответила она и, не поднимая глаз, прошла мимо него.
С виду могло показаться, что он абсолютно спокоен. Лиля, когда он вернулся в конференц-зал, даже ничего не заметила. Но самому Роману казалось, что сердце вдруг превратилось в кровоточащую рану. Жгучая пульсирующая боль накрепко засела в груди, не давая ни о чем думать.
Он сел в кресло, уставился в монитор, но вместо иконок на рабочем столе видел ее лицо, глаза, губы…
А она все-таки изменилась. Черты те же, а вот выражение совсем другое. Нет в ней больше детской наивности, которая так трогала его когда-то. Нет в ней больше света. Да, раньше ему казалось, что Оля светится изнутри. И всегда по-разному. То она лучилась от радости, то источала тихую грусть. А теперь она — всего лишь женщина. Чужая женщина. С налетом хронической усталости от постоянных тревог и забот.
И тем не менее лицо этой женщины, даже такое потухшее и усталое, стояло перед глазами, а в груди по-прежнему пекло и ломило. Но это временно. Это просто в первый момент так.
Да и встреча получилась внезапной. Потом он, конечно, соберется, расходится, успокоится.
Тут двери распахнулись, и к ним вошли сразу несколько женщин примерно одного возраста — бальзаковского. Ольги среди них не было.
У каждой в руках высилась стопка папок-регистраторов.