На этом я захлопнул дневник и продолжил делать то, что доставляло мне огромное удовольствие — издеваться над Лизой, внушать ей, что она эдакая сиротка, которой папа помогает из жалости, и что ей в нашей семье не место.
А теперь Лиза выросла, и я пожинаю плоды.
И когда медсестра заставляет ее уйти, я еще долго лежу и пытаюсь понять, почему она так сильно плакала. Я не могу вспомнить ни одного раза, когда сделал бы для Лизы что-то хорошее. Что-то, что могло бы заставить ее сильно переживать за мою жизнь.
Она больше не приходит меня навестить, хотя я провожу в больнице несколько месяцев. У меня перелом спины. Но несколько операций ставят меня на ноги в прямом смысле этого слова.
Иногда я ловлю себя на мысли, что жду ее. Просто меня так поразил тот факт, что она плакала из-за того, что я чуть не погиб, что я теперь только об этом и думаю. Каждый раз, когда открывается дверь палаты, я поворачиваю голову в надежде, что это Лиза. И каждый раз это не она.
Потом в какой-то момент мне даже становится обидно. Да, наши отношения всегда были плохими, я сильно издевался над ней в детстве, но ради приличия она могла бы хоть раз появиться! Я вообще-то могу навсегда остаться инвалидом!
А потом я вспоминаю, что Лиза лежала в больнице три раза: с воспалением легких, с аппендицитом и с переломом ноги. Я не навестил ее ни разу. Так что глупо с моей стороны ждать, что она придет ко мне с апельсинами и будет спрашивать, как я себя чувствую.
От Сени я узнаю, что острый камень на гравийной дороге пробил мне правое переднее колесо. Именно поэтому автомобиль стало тянуть в правую сторону. Нельзя обвинить Змея в покушении на убийство, но он определенно рассчитывал на то, что мой «Мустанг» не выдержит гравий. Сам он, кстати, перед гонкой поставил себе другие колеса — которые приспособлены для такой дороги.
Через полгода, когда я уже наконец-то могу не только ходить, но и бегать, и тренироваться, и драться, я все-таки подкарауливаю Змея. Даже после такой тяжелой травмы я намного сильнее, чем он. Ломаю ему челюсть и несколько ребер.
А потом, конечно же, я иду знакомиться с прекрасной Машей-Дашей, которой как раз исполнилось 18. Девушка отнюдь не против моих настойчивых прикосновений к интимным местам, но в последний момент я понимаю, что все-таки не могу.
Она блондинка. У меня были девушки с абсолютно разными цветами волос: брюнетки, шатенки, русые, рыжие, красные, розовые и даже зеленые. Но светловолосых я обхожу стороной. В моей постели не было ни одной блондинки. И я оставляю сестру Змея. Тем более что, как я узнал от Иры, Лиза с ним рассталась сразу после аварии.
Мои взаимоотношения с Бестией никак не меняются. Я продолжаю ее игнорировать, а она продолжает выводить меня из себя. Я не понимаю, зачем ей это нужно, но она явно испытывает удовольствие.
Иногда я смотрю на Лизу и вспоминаю, как она держала мою руку и плакала. Я не рассказываю ей, что не спал тогда и все слышал. Но тот случай надолго зависает в моей голове сложным ребусом, который я пытаюсь отгадать, но никак не получается.
Глава 17. Лучший друг
До 1 сентября остается не так много времени, а в этот раз я твердо намерен окончить институт, поэтому перед началом учебного года я решаю сделать все важные дела, которые давно откладывал. Управление клубом и гонками параллельно с универом никто не отменял, так что вряд ли меня будет хватать на что-то еще помимо беспонтовой учебы и любимого дела.
В связи с этим вечером следующего дня я еду увидеться со своим лучшим другом. Илья Токарев — известный московский ресторатор — держит в столице несколько сетей ресторанов, кофеен и бургерных, а недавно еще открыл свой первый ночной клуб. Так как это новое заведение, Илья проводит в нем большую часть времени.
Клуб носит такое же название, как и рестораны Ильи — первые три буквы его фамилии: «Ток». Ну и внутри все отделано в виде молний и электрических разрядов. Клуб двухэтажный. На первом этаже бар и столики, где можно спокойно пообщаться, а вот на втором уже танцпол и ложи для любителей ночной жизни.
Илья старше меня почти на 25 лет и изначально был другом родителей. Ну как изначально. Он и сейчас продолжает дружить с предками, но я тоже общаюсь с ним очень плотно. Настолько плотно, что могу назвать его своим единственным лучшим другом.
Иногда мама просит Илью повлиять на меня в плане рода моей деятельности, и Илья начинает шарманку о том, что мне нужно заняться чем-то серьезным, а не вот этим всем, чем я занимаюсь. Но я быстро выкупляю, что он это говорит по просьбе матери, и пресекаю такие разговоры.