нас отделаться.
Виолетта молчала, попыталась высвободить свою руку, но Богин лишь крепче сжал. И
удивлённого взгляда стоящей рядом женщины предпочёл не заметить.
– Идём, – бросил он. – А то ещё передумают, будет нам веселье.
Богин потянул Виолетту за собой к припаркованной машине. Она чувствовала, что находится на
грани между желанием разреветься и треснуть его по голове. Напряжение начинало сказываться,
руки противно дрожали, бессонная ночь наваливалась страшной тяжестью, но пока расслабляться
было рано. Да и бесцеремонность, нарочитая грубоватость, а порой и молчаливое безразличие
Богина усугубляло ситуацию. Виолетта чувствовала, что ей хочется сгрести его за грудки и
тряхнуть как следует, чтобы наконец-то вспомнил, как надо разговаривать с людьми. Но в то же
время она прекрасно понимала, что ничего не выйдет, а удар у психолога был тяжёлым. Виолетта
шумно выдохнула: а вдруг Игорь умер именно от кулаков Богина?
Он тем временем раскрыл перед ним дверцу машины:
– Прошу, – коротко обронил. – Домой?
– Да уж, – буркнула она, усаживаясь, сразу чувствуя, как приятное тепло обволакивает тело, а глаза
сами норовят закрыться.
– Тогда смею надеяться, что холодильник у тебя не пуст, – послышался неожиданно повеселевший
голос Богина.
Виолетта в недоумении подняла голову:
– Что?
– Ну это ты по ресторанам ходила, – невозмутимо сообщил психолог, – а я последний раз обедал
около двенадцати дня. Поэтому не взыщи, но умирать от голода совсем не хочется.
Виолетта вздрогнула, всё же прикрыла глаза и откинула голову на мягкий подголовник:
– Давай не будем больше про смерти. С едой разберёмся, не отощаешь.
– Хорошо, – вдруг согласился Богин, заводя машину. – Пожалуй, ты права.
***
Разговор шёл уже второй час. Богин оказался в отношении еды непритязательным, против
имевшегося в холодильнике грибного супа не возражал. Как и потом против рюмки коньяка. При
этом в отличие от Виолетты, сумел сохранить спокойствие и даже стал более энергичным.
– Не верю я, чтобы они отпустили нас ради красивых глаз, – продолжал он, глядя на пронизанный
электрическим жёлтым светом коньяк. – Вроде всё как и надо, но на душе будто кошки скребут.
Виолетта сидела напротив, в основном слушая его монолог, лишь изредка вставляя какие-то слова
и кивая в знак подтверждения.
Мужчина на этой кухне, отстранённо подумала она. И не Игорь, с ума сойти можно просто. И в
такое время.
Почему-то эта мысль показалась такой нелепой и смешной, что она с трудом сдержала поползшие
в улыбке губы, в то же время прекрасно понимая, что это всё коньяк.
Богин заметил её реакцию и чуть нахмурился:
– Что такое?
Виолетта мотнула головой и поставила свою рюмку на стол. Серьёзность почти вернулась:
– Хочу спросить: почему весь вечер ты вёл себя так, будто всё вокруг жутко раздражает?
Получилось куда мягче, чем хотелось, но даже этого стало много. Глаза Богина превратились в
зелёный лёд, он вновь посмотрел на коньяк, а потом выпил всё до дна.
– Был адский день, – тихо сказал он, но Виолетта чувствовала, что это не так. Точнее, не совсем так.
Она прекрасно понимала, что случилось что-то выбившее его из колеи, однако не могла
определить что именно.
– Работа, семья?
Богин криво усмехнулся и пробурчал:
– Работа. И семья. Всё в кучу, как это бывает. Разберусь.
Он говорил сухо и чётко, будто каждым словом давая понять, что тема закрыта и лучше не
пытаться что-то разузнать ещё.
Виолетта же была слишком уставшей, чтобы приставать к нему с расспросами. Но всё же, когда
пауза начала затягиваться, не удержалась:
– Кстати, а когда ты планировал зайти в ресторан? Ведь мы же договаривались…
Богин глянул на время, потом на неё:
– Всё произошло слишком быстро. Когда я собирался подойти, двери раскрылись, и ты уже
выскочила оттуда.
– Спектакль провалился, – хмыкнула Виолетта.
Врёт, врёт и не краснеет, думала она, глядя прямо в зелёные глаза. Он что-то знает, но почему не
говорит?
Если раньше догадка лишь скользила по краю сознания, то теперь перешла в уверенность.
Психолог что-то пытался скрыть, но ничего не получалось. И игра в партизана выходила из ряда
вон плохо. Щит его невозмутимости был дырявым, и сквозь дыры виднелась растерянность и даже
страх. Виолетта вздохнула и поднялась со стула:
– Вот дура. У меня там ещё шоколадка есть, под коньяк можно было. Будешь?
Глупость про шоколад сама спрыгнула с языка, игра в молчанку давила на уши, а от прямого