вовсе проскальзывал акцент, словно русский язык выучил не так давно, и ещё не мог говорить
чисто.
– Красивое очень село, в горах, – продолжал он говорить, а зелёные глаза смотрели куда-то вдаль,
словно он сидел не в московской квартире, возле колен темноволосой женщины, а где-то очень
далеко.
– Я был там несколько раз, когда мать брала меня с собой к бабке. Село небольшое, стоит на берегу
речки – Ондава зовут её местные. Даже не верится, что я тогда как-то умудрялся изъясняться с
ними на словацком. – Он вдруг усмехнулся. – А тут что-то и весь язык позабыл. Да и кроме
английского и русского пока нет надобности в других.
Усмешка показалась Виолетте натянутой и неестественной, будто горькое воспоминание, от
которого он хотел бы уйти не желало отпускать.
– В основном живут там словаки, да и неудивительно, другие в сёла не особо побегут. Но были ещё
чехи и цыгане.
Он сделал глубокий вдох:
– Люди там другие, Виолетта. Вот чтобы мы не говорили, дескать, национальность ничего не
значит, место проживания – условность… Не так всё это. Каждый дышит по-своему. А обычаи
играют далеко не последнюю роль.
– Только не говори, что твоя бабка была знахаркой, – неожиданно развеселилась Виолетта, – а ты
прислан спасти мир от несправедливости.
Богин бросил на неё нехороший взгляд, одним им убить можно было, но она чувствовала, что не
боится. Да и вид у него был, будто на смертную казнь собрался. Поэтому сам ни к кому в драку
точно не полезет.
Видимо, сообразив, что ведёт себя глупо, он отмахнулся:
– Не неси всякую чушь. Порой мне кажется, что я сам несу столько несправедливости, что мир без
меня был бы куда лучше.
Последнее он сказал серьёзно, и Виолетта сообразила, что шутка была и впрямь неуместна. Но
любопытство не давало покоя.
Отец обычно любил ей повторять: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали». Звучало это
всегда более чем двусмысленно, поэтому мать часто обижалась. Но Виолетта усвоила чётко:
меньше знаешь, лучше спишь. Но сейчас терять было нечего. Спала она и так отвратительно.
– Никто из моих родных ничем подобным не занимался, – произнёс Богин. – Разве что заваривали
травы для питья, ну так это все в селе делают, удивить нечем. И я тоже самый обыкновенный
человек.
– Тогда что? – нетерпеливо спросила Виолетта. – К чему ты ведёшь всё это?
В отличие от Богина, который уже много раз выслушивал её истории, она была слушателем
никудышным. Да и после звонка существа (Виолетта была уверена, что звонило именно оно), уже
успокоиться не получалось.
– Не перебивай, – холодно сказал он. – Иначе, боюсь, ты ничего не поймёшь. Помнишь, ты
заинтересовалась моей фамилией?
У Виолетты образовалась внутри мерзкая пустота. Она в ужасе посмотрела на Богина. Он же
словно не замечал её реакции, снова смотрел на свои ногти.
– Вчера утром я разговаривал с матерью. Разговор про детей зашёл случайно.
Виолетта медленно отодвинулась от него, неожиданно сообразив, что бежать некуда. А что, если
он действительно убил Игоря? Да и тренинги могли быть не помощью, а, наоборот, более
глубоким закапыванием в бездну ужаса.
– Нет, не про кражи. Про моего племянника, сестра недавно родила. Не надо на меня смотреть, как
на чудовище. И осторожнее: сидишь на краю, можешь свалиться.
Виолетта посмотрела вниз, сообразив, что ведёт себя глупо. Нервный смешок непроизвольно
сорвался с губ. Она попыталась успокоиться.
– Прости, у меня есть причины так реагировать.
– Есть, – согласился он. – Впрочем, сразу я сам был не лучше. Так вот… Слово за слово. Я неудачно
пошутил, мол, с такой фамилией мной только детей пугать. Мать шутки не оценила, правда,
задумчиво произнесла, что, если учитывать происхождение, то есть все шансы.
– Богин происходит от богинки? – хриплым от напряжения голосом спросила Виолетта.
– Да, – кивнул он. – Но отсечение последнего слога произошло бог знает когда. К тому же это одна
из версий. Сестра матери, чересчур религиозная и набожная, считает, что Богин – это
видоизменённое «бог один». Так что если тебе эта версия нравится больше, то можно пользоваться
ей.
– Я атеистка, – мрачно сказала Виолетта. – А что, до этого ты совсем не интересовался своей
историей?
– А вы, – голос Богина напоминал звон колотившихся друг о друга ледышек, – госпожа Белянцева,
сильно интересовались собой-то?
Виолетта почувствовала, что он прав. И даже если попытается возразить, то аргументов не хватит.
Она действительно никогда не забивала себе этим голову.