Серафина царственно прошествовала в свою спальню. Закрыв за собой потайную дверцу, Дариус вошел за Серафиной в ее волшебный чертог.
Дождь монотонно стучал в стекло. Пышные цветы стояли на подоконниках и на полу вдоль окон. Постель принцессы казалась прелестным облаком из белого легкого тюля, который, спускаясь каскадами на розовые атласные простыни, защищал нежную кожу королевской дочери от москитов. На пышных подушках изголовья спала, свернувшись клубочком, белая персидская кошка. Графина пересекла комнату и открыла дверь в будуар. Поток света, лившийся оттуда, озарил полутемную спальню. Дариус помедлил, наслаждаясь чарующим зрелищем. Возле постели висела разукрашенная птичья клетка. Крохотная дверца ее была распахнута настежь. Дариус заметил, что маленький попугай внимательно наблюдает за ним с жердочки над окном. Внезапно откуда-то выпрыгнула обезьянка, и Дариус вздрогнул от неожиданности. Она заверещала, пугая незваного гостя, но быстро притихла и начала кувыркаться на спинке кровати. «Неблагодарное существо!» — подумал Дариус, вспомнив, что сам подарил ее Серафине на пятнадцатилетие. И сказал тогда, что они похожи. С обезьянки он перевел взгляд на прикроватный столик с женскими безделушками. Головная щетка… раскрытый роман… флакончики с духами…
В этот момент в дверном проеме возник стройный силуэт Серафины. Она вытирала полотенцем мокрые волосы.
— Дариус!
Сантьяго заметил, что она сменила его огромный сюртук на изящный домашний халат, туго подпоясав тонкую талию поясом с бантом. Бросив ему полотенце, девушка подошла к постели, взяла на руки обезьянку и заворковала над ней, успокаивая возбужденного зверька. Быстро вскарабкавшись по плечу хозяйки, обезьянка уселась ей на макушку и обхватила черными лапками лоб Серафины.
Принцесса повернулась к Дариусу и кокетливо спросила:
— Нравится тебе моя шляпка?
— Она очаровательна.
— О, благодарю. — Серафина подошла к клетке для обезьянки, сняла малышку с головы, поцеловала и поместила в клетку. Улыбнувшись Дариусу, она прошествовала в соседнюю комнату и бросила ему на ходу; — Иди за мной.
Не сводя глаз с элегантной стройной фигурки, он вытер! лицо, провел полотенцем по волосам и последовал за девушкой в смежную комнату.
Серафина грациозно склонилась к камину, где горел небольшой огонь. Дариус залюбовался изысканным изгибом! спины и бедер, а в голове вихрем закружились яркие греховные картины.
Ах, напрасно принцесса так доверяет ему…
Она зажгла от пламени камина красивую восковую свечу и обошла все светильники. Озаренная множеством огней ней, комната приобрела жизнерадостный вид.
— Садись! — Принцесса кивнула на самое удобное и уютное кресло.
— Нет, благодарю вас.
Она удивленно посмотрела на него:
— Нет? Дариус, ты же чуть не потерял сознание на лестнице. Сядь, пожалуйста.
— Моя одежда промокла насквозь, а кровь зальет всю обивку, — пояснил Дариус.
— Думаешь, кресло заботит меня больше, чем ты? — Серафина засмеялась. — Какой же ты болван, Сантьяго! Сядь, ради всего святого, прежде чем упадешь на пол!
Со страдальческим вздохом Дариус накинул на спинку кресла полотенце, чтобы предохранить от крови светло-желтую парчу.
— Постарайтесь поскорее переодеться, — проговорил он, рухнув в кресло. — Я не привык ждать, пока дама оденется.
Ответив ему понимающей улыбкой, Серафина повернулась к каминной полке и пошарила среди стоящих на ней безделушек. Он откинул упавший на глаза локон, положил ногу на ногу и стал небрежно поигрывать серебряной шпорой.
— Дариус!
Он вопросительно поднял глаза. Принцесса вынимала из фарфоровой шкатулки, стоявшей на каминной полке, тую белую ленту. Дариус с изумлением заметил, что там же, рядом со шкатулкой, стоял его портрет в небольшой рамке.
Это была копия портрета Дариуса в полный рост, заказанного королевой после того, как он получил ранение, забой короля от выстрела. Дариус был изображен в мундире — белый камзол, золотые медали, алый пояс — и смотрел сурово и печально.
« Глаза старика на лице молодого человека», — грустно ему. Казалось, жизнь его закончилась, не начавшись… И все же странное чувство жгучей мукой колыхнулось в груди Дариуса при мысли, что Серафина помнила о нем и держала портрет перед глазами, у всех на виду.
— Дариус, — повторила она, нарушая затянувшееся молчание.
— Да, ваше высочество? — рассеянно откликнулся он.
— Снимайте сорочку, — не глядя на него, приказала она.
Дариус медлил, сомневаясь, что правильно понял ее. Взгляд его вновь метнулся к стройной фигуре, к очаровательной попке, обтянутой голубым атласом. Серафина невозмутимо завязывала лентой пышные непокорные локоны.
С легкой усмешкой Дариус переспросил:
— Что вы сказали?
— Пожалуйста, снимите жилет и сорочку.
— Ах, ваше высочество, — весело отозвался Дариус, — Я поверьте, я весьма польщен, но сегодня не в настроении…
Она обернулась и насупилась.
— Бога ради, Сантьяго! Я не пытаюсь вас соблазнить. Нечего сидеть как болван, истекая кровью. Раздевайтесь. Живо!
Со свечой в руке принцесса скрылась в соседней комнате. Подавшись вперед, Дариус заглянул в ее гардеробную. Там висело множество платьев, стояли ряды туфелек, которые, кстати, Серафина так не любила носить, предпочитая бегать босиком.
Когда она вернулась в гостиную, через плечо у нее было перекинуто несколько полотенец, в одной руке принцесса и держала корзинку со швейными принадлежностями, а в другой — бутылку, похоже, с коньяком. Поставив все это на пол возле его кресла, она подтащила поближе пуфик и уселась напротив Дариуса.
— В чем дело, Сантьяго? — осведомилась Серафина! изящно сложив руки на коленях. — Почему вы не хотите, чтобы я помогла вам?
Он посмотрел на швейную корзинку, потом на принцессу.
— С каким бы уважением я ни относился к вашему вышиванию я не стремлюсь стать вашей подушечкой для булавок.
— Я знаю, что делать, потому что раз в неделю помогаю в больнице для стариков.
— Если мне придется наложить швы, — возразил он, — я сделаю это сам.
— Вы же сказали, что рана идет через плечо на спину. Подумайте, как вы доберетесь до нее сзади?
— Я обращусь к хирургу.
Принцесса язвительно улыбнулась и ласково постучала пальчиком по его подбородку.
— Не лгите, Сантьяго. Я знаю, что ни к какому хирургу вы не пойдете. Вы что, не доверяете мне?
«Она или глупая, или мучает меня нарочно, чтобы развлечься», — подумал Дариус, вжимаясь в спинку кресла. Возможно, семидесятилетний инвалид может спокойно перенести прикосновение этих бархатных ручек, но он-то не достиг и середины этого возраста.
Пожав плечами, Серафина встала, налила воды в чайник и поставила его на огонь. Вернувшись к креслу, она опустилась на колени и открыла корзинку.
— Годится ли вам белая нитка, полковник, или вы предпочитаете что-нибудь более яркое? — осведомилась Серафина, перебирая разноцветные мотки ниток. — Алые? А может, золотые?
— У меня, право, нет времени играть с вами в больницу.
— Не заставляйте меня напомнить вам о том, кто я. — зажав иголку зубами, принцесса аккуратно вытянула белую нитку из мотка и осторожно расправила ее. — Если будете проявлять своеволие, мне придется просто приказать вам подчиниться. Раздевайтесь, сударь!
Дариус не шевельнулся. Не мог. Внезапно покончив с ниткой, Серафина отложила ее в сторону и, упершись руками в колени, устремила на раненого пристальный взгляд.
Дариус смотрел на нее, не в силах вымолвить ни слова.
Однако она каким-то непостижимым образом поняла его.
— Хорошо, — мягко проговорила принцесса, всматриваясь в его лицо. — Просто сидите спокойно, а я все сделаю.
У Дариуса не нашлось ни доводов, ни сил помешать ей. Он знал, что принцесса не должна к нему прикасаться. Она тоже, конечно, знала это, но разве когда-нибудь Серафина! делала то, что положено? А он? Ослушался ли хоть раз в жизни Дариус королевского приказа?
Сначала принцесса стянула с него развязанный галстук, затем придвинулась еще ближе и опустилась на колени между ногами Дариуса.
Он следил за каждым ее движением настороженно, как зверь, а она между тем невозмутимо расстегивала его черный жилет. Дариус остался в одной сорочке. Рваной, промокшей, окровавленной…
— Бедняжка! — пробормотала принцесса. Когда же она попыталась стащить с него сорочку, он, задохнувшись, отпрянул и вперил в нее гневный взгляд.
— В чем дело, Дариус? Робеешь? — мягко спросила она, Дариус заворожено смотрел на нее, не в силах вымолвить ни слова, не подозревая, что все чувства ясно читались в его глазах.
Наконец он кивнул.
Серафина ласково погладила его по щеке.
— Я не причиню тебе боли, Дариус. Не бойся. В конце концов… — Она потупила взгляд. — Ты же видел меня всю.
Дерзкое замечание вывело его из оцепенения. Дариус с ужасом уставился на принцессу.
— Ах ты, скверная девчонка! — выдохнул он, охваченный желанием.
«Господи Иисусе! Что я делаю?!» — мелькнуло у Дариуса в голове. Руки у него горели от страстного желания прикоснуться к ней, провести ладонями от талии по изящному изгибу бедер, раздвинуть полы халата и вдохнуть аромат ее влажной от дождя кожи. Он вцепился в подлокотники кресла, из последних сил борясь с собой.
Затем Дариус вспомнил, что все равно через несколько недель умрет: после того как он обнаружит всех шпионов и разделается с ними, ему предстоит опаснейшая миссия. Так какое все это имеет значение?
Изменить что-либо в том, что ему предстояло, уже не в его власти. Так пусть по крайней мере принцесса перевяжет его рану.
Возможно, Серафина знает, что делает, в чем Дариус, впрочем, сомневался, но он сможет поговорить с ней еще немного времени, а кроме того, это избавит его от визита к неумехе хирургу.
Нет, все это не зайдет далеко — Дариус не допустит ничего дурного. Сегодня его буйный и неистовый нрав словно сорвался с цепи — это верно, — но он все еще мог совладать со своими страстями. Недаром Дариус числил в своих предках по отцовской линии Торквемаду, самого свирепого из испанских инквизиторов. И вообще скоро история для него закончится и принцесса станет мукой для кого-то еще. Сердце Дариуса вновь тяжко забилось, когда Серафина прочла в его глазах, что он сдается. В ее взоре мелькнул огонек предвкушения, подсказавший Дариусу, что, возможно она так же пылко мечтает прикоснуться к нему, как и он к ней.
— Так как же? — сдержанно осведомилась принцесса, равнодушно пожал плечами, словно его ничуть ало, соблазнит ли его Серафина или он истечет кровью… Впрочем, Дариус сомневался, что обманул девушку напускной беспечностью.
— Снимай сорочку, — прошептала она. Он повиновался и застыл, сжав ее в комок побелевшими от напряжения пальцами.
Однако первое, на чем остановился взгляд Серафимы, была не рана, а маленький серебряный образок, висевший у него на шее на длинной прочной цепочке.
«О дьявол! — Сердце Дариуса упало. — Теперь все! Я попался!» Он совсем забыл об этой проклятой штуке.
Дариус замер, загнанный в ловушку, разоблаченный, полностью раскрывший ей свою тайну.
Не сводя с образка удивленных глаз, Серафина взяла образок в ладонь, ненароком коснувшись при этом груди Сантьяго. Всмотревшись в серебряный образок, она подняла на Дариуса невинные фиалковые глаза, и рот ее приоткрылся в немом изумлении.
Этот образок с изображением Богоматери принцесса подарила ему в тот день, когда в него стреляли у нее на глазах — в день ее двенадцатилетия.
До сих пор Серафина ненавидела свой день рождения. Ее ничуть не утешало то, что она была не виновата в случившемся. Тогда она не отходила от его постели. Дариус метался в лихорадочном бреду, не понимая, что принцесса постоянно говорит с ним, шепчет молитвы, но именно ее тихий охрипший голосок был нитью, связывающей его с жизнью.
Позже ему рассказали, что Серафину пытались увести от его постели, но она сопротивлялась как безумная — и оставалась возле Дариуса.
Он никогда не забывал об этом. Дариусу раньше и в голову не приходило, что кто-то может быть так ему предан. Едва он пришел в себя, она повесила ему на грудь этот образок и сказала, что Богоматерь будет его защитницей. А затем произнесла еще нечто очень важное… Как же это звучало?
Она смотрел в глаза прекрасной молодой принцессы, в ушах его звучал шепот шаловливой девчушки:
«Ты самый храбрый рыцарь на свете, Дариус, и, когда вырасту, я выйду за тебя замуж!»