Наступили холода. Выпал снег. Многие из нашей группы перешли в эту и другие деревни жить. Я же страшно боялся сделать этот шаг и очень долго не «сдавался». Вместе со мной были еще 3-4 солдата. Как правило, ночевали в стогах сена, соломы. Было холодно, но терпимо. Ночью просыпался от мышиного писка. Мыши залезали к нам в карманы шинелей и ранцы. Днем мы уходили в лес, питались терпкими ягодами рябины и калины. Иногда у нас была картошка...
Но пришла настоящая зима с сильными (иногда до минус 30 градусов) морозами. Пришлось следовать примеру других. Свои карабины, патроны и противогазы мы зарыли в лесу рядом с шалашом. Вечером вошли в деревню Литвиново. Немцев здесь по-прежнему еще не было. Мы разошлись по избам. Я зашел в первую попавшуюся и попросил разрешения переночевать. Хозяйка, дородная толстая женщина, жила вместе с 13-летним сыном Николаем. Муж был в армии. О его судьбе она ничего не знала. Хозяйку звали Липой. Она согласилась, чтобы я переночевал. Подставила к большой «лавке» (длинная широкая доска у одной из стен избы) стулья. Стащила с русской печи пуховую перину, положила ее на только что оборудованную «кровать» и стала накрывать перину белоснежной простынею. Я остановил ее, сказав, что буду спать одетым. Она долго спорила со мной, но потом согласилась. Сняв обмотки и ботинки, улегся одетым на перину. Хозяйка дала теплое одеяло, и я заснул в полном блаженстве.
Впервые за многие дни и даже месяцы я спал не на земле и укрывался теплым одеялом... Трудно передать охватившее меня чувство. Когда утром проснулся, долго не открывал глаза. В голове ворох мыслей. Я, наконец-то понял, где я и что со мной. Охватил страх. Открыл глаза. Хозяйка возилась у печи. Сын ее еще спал. Я поднялся. Поздоровался. Назвал свое новое имя - Андрей. Обулся. Умылся. Вышел во двор. Когда возвратился, поблагодарил за ночлег и сказал, что пойду в лес. Если вечером замерзну - возвращусь. Оставаться в доме не решился, хотя манили тепло и доброта хозяйки. Но боялся, что днем могут появиться немцы, и передо мной вставала все та же страшная картина: женщина, повешенная только потому, что она еврейка. Хозяйка предложила поесть. Я согласился. Она подала незабываемого вкуса яичницу с салом! Потом такую яичницу я ел еще много раз. Но ту - первую за многие месяцы беспрерывного голода - не забуду никогда!
Весь день пробыл в расположенном рядом лесу. Все время ходил, чтобы не замерзнуть. Встречался с другими такими же несчастными и растерянными окружен-цами. Они по той же причине, что и я, не хотели оставаться днем в деревне. Бродили по лесу, ели ту же терпкую красную рябину и кислую калину. Спрашивали друг друга, что делать? Но ответа на этот вопрос не находили. Наступил вечер и мы осторожно, прислушиваясь, вошли в деревню.
Липа встретила меня с доброй улыбкой, предложила поесть. По ее совету я с Николаем пошел в баню. Липа дала чистое белье мужа. Как позже узнал, здесь баню топят каждую неделю по субботам. Баня топится по-черному: дымоотвода нет. Горят дрова, раскаляются камни-«дикари». Часть из них бросают в бочку с водой и таким образом эту воду нагревают. Вторая бочка с холодной водой. Эту воду постепенно выливают на оставшиеся раскаленные камни, и в бане становится жарко и парко. Хлещем себя березовыми вениками и моемся в тазиках. Боже мой, сколько времени я не ощущал себя чистым?!? Потом мытье в таких банях стало почти еженедельным. Но тогда ощущение, что ты чист, было таким же чудом, как та утренняя яичница. Я как бы заново родился. Все было новым, неожиданным. Как же надо было измучиться, чтобы такие обыденные вещи казались необыкновенным чудом!..
Эта ночь также прошла спокойно и в полном блаженстве: подо мной легкая перина, накрыт я теплым одеялом. Но утром - снова в лес, где как-то смягчалось чувство страха. Снова встречи с товарищами по несчастью. И не было дня, чтобы мы снова и снова не пробовали понять, что с нами произошло и как следует поступить.