Он прекрасно помнит, как они встретились.
«В 1956 году мне удалось уговорить Питера Брука руководить постановкой «Кошки на раскаленной крыше». У меня была замечательная труппа, и мы завоевали большой успех. Тогда же, как раз перед рождеством, я услышал, что Ингрид Бергман, игравшая у Роберта Андерсона в его «Чае и сострадании», пришла посмотреть наш спектакль. Исполняя роль хозяина, я подошел к ней перед представлением.
— Мисс Бергман, вы бы не хотели вместе с Робертом выпить в антракте бокал шампанского?
— О, это было бы прекрасно. Большое спасибо.
Она восхитительно улыбнулась и вернулась на свое место.
Во время антракта с нами был мой старый друг — высокий, стройный, красивый швед по имени Густав, который был знаком с Ингрид раньше. Я бегал вокруг, наливая шампанское, наблюдая, чтобы всех хорошо обслужили. Вот так и узнал я мисс Бергман. Она была очень красива и очень снисходительна.
Через несколько недель в Париж прибыла Кей Браун. Она была агентом Ингрид и в то же время моим американским агентом.
— Смешно, — сказала она. — Два шведа живут в Париже и не знают друг друга! Вы даже остановились в одном отеле. Я займусь этим.
Итак, нас представили друг другу, и я пригласил Ингрид пообедать в маленьком ресторанчике «Кок д’Ор».
— Странно, что мы не виделись раньше, — сказала Ингрид, глядя на меня, когда мы сели.
— Но мы виделись раньше.
— Да? Где же?
— Вы приходили на мою постановку «Кошки на раскаленной крыше».
— Так это ваша постановка? Но, по-моему, я не встречалась с вами.
— Ну почему же, встречались. В антракте вы пили шампанское, а наливал вам его я.
— Вы? О боже! А я решила, что это был официант!
В тот вечер мы говорили о Швеции, говорили обо всем на свете. Но спустя несколько недель меня, как всегда, закрутила работа. Мы все еще жили в одном отеле, но она была занята, я был занят, и мы больше не встречались.
Однажды, вернувшись в очередной раз в Париж, я позвонил ей и сказал:
— Не хотите ли пойти со мной на ленч?
— Извините, ради бога. Но мне нужно побыть с детьми.
Я понял ее и решил взять с собой на ленч друга. Мы приехали в милый маленький ресторанчик в Булонском лесу, и первой, кого я увидел, была мисс Бергман. Она сидела за столиком, который расположился поближе к пруду, — романтическое местечко. Закончив ленч, я подошел к ней и сказал по-шведски — она была с Бобом Андерсоном:
— Так-то вы, мисс Бергман, сидите с детьми?
Она взглянула на меня и покраснела. Никогда раньше я не видел, чтобы кто-то так краснел. А потом она одарила меня своей божественной улыбкой. Вечером того же дня я позвонил ей снова. Лед был растоплен окончательно.
В моей жизни начиналась новая драма — с Роберто. Мне в голову никогда не приходило, что я могу развестись с ним. Я могла пройти через ад и все равно остаться с ним, потому что я уже побывала в аду перед нашей женитьбой.
Кроме того, я не могла оставить его, потому что стала бы причиной еще одной разрушенной жизни. В конце концов, кто сделал первый шаг? Я. Ведь это я написала ему, что хочу у него сниматься. С этого все и началось. Кроме того, я чувствовала, что, когда Роберто вернется из Индии, мы разберемся в нашей ситуации и будем жить по-старому, во всяком случае, попытаемся, перешагнув через мое возвращение в американское кино, столь для него неприятное.
Весной 1956 года в моей спальне отеля «Рафаэль» среди ночи раздался телефонный звонок. «Роберто? Откуда ты звонишь?.. Из Индии?» Этот разговор стоил ему, наверное, целое состояние. «Как у тебя дела?» — «О, все прекрасно, только вот газеты полны всяких небылиц об этой женщине. Если тебя будут спрашивать о моем романе, все отрицай. Ни слова, что это правда. Ни слова!» — «Хорошо, если ты так хочешь».
Мы поболтали еще немного и повесили трубки.
Описывая мою жизнь с Роберто, кто-то заметил, что, несмотря на то что меня постоянно мучила моя пуританская совесть, я обрела с ним тот мир, что был для меня лучшим из всех возможных. И это правда. С Роберто я испытывала столь же бесконечное счастье, сколь и глубокие мучения. Но любые беды — неотъемлемая часть нашего существования. Если вы никогда не страдали, никогда не плакали, не были по-настоящему несчастны, если вас никогда не посещала мысль, что нет больше сил жить дальше, как сможете вы понять людей, попавших в беду? У вас просто не хватит для них терпения. Надо знать, что при этом чувствуешь. Такова жизнь: взлеты, падения... Нельзя быть счастливым все время.
Постоянно счастливый человек, наверное, невыносимо скучен. А с Роберто никогда не было скучно.
Я пыталась строить наши отношения по-разному. Помню, когда у нас были трудности с деньгами, я однажды сказала ему: «Послушай, давай объявим о банкротстве? Многие же приходят к банкротству. Нас ведь не посадят в тюрьму, правда? Давай проживать только то, что у нас есть. Пусть заберут дом, пусть заберут все-все. Начнем с нуля. У нас есть небольшая квартирка. Я буду мыть, готовить, убираться. У нас не будет никакой прислуги». Роберто смотрел на меня как на сумасшедшую. «Ради такой жизни и жить не стоит», — сказал он. Для меня это прозвучало как пощечина. Я-то думала, что приношу себя в жертву, а ему это и в голову не пришло. «Ради такой жизни и жить не стоит!» Конечно, жить стоило только на широкую ногу.