Дилис Пауэлл писала в «Санди таймс»: «Мисс Бергман с ее чистосердечием, искренностью и естественной грацией обладает тем даром, который может передать безграничную доброту. Пожалуй, это лучшее и самое волнующее из того, что она сделала».
Лондонская «Дейли скетч» заметила, что «игра мисс Бергман была настолько прекрасной, что в некоторых эпизодах фильм достигал высот, не покоряемых кинематографом со времен Гарбо».
Журнал «Тайм», сетуя, что на фильм продолжительностью сто пятьдесят семь минут потрачено 5 миллионов долларов, писал: «Эта картина — наихудший образчик, созданный когда-либо на экране, перенасыщенный предметами китайского быта. Фильм насквозь феминистский, чересчур оптимистичный и приторный до такой степени, что его можно сравнить лишь с великим наводнением патоки в Бостоне в 1919 году». Но добавлял: «Бесспорно, что-то сохранилось в фильме от одержимости и твердости его героини».
Приехав через десять лет в Японию, Ингрид специально отправилась на Тайвань, чтобы попытаться увидеться с Глэдис Эйлуорд. Но приехала она слишком поздно. Глэдис умерла десятью днями раньше. Ингрид отослала маленькое грустное письмо в Англию Алану Бёрджессу:
«В конце концов, после всех этих лет, я здесь, а Глэдис уже нет. Так грустно. В полдень я пошла с Кэтлин Лангтон-Смит (молодой английской девушкой, которая приехала из Британии, чтобы помочь Глэдис в устройстве сиротского приюта, и после смерти Глэдис взяла его на себя. — А. Б. \ посмотреть дом Глэдис. Все осталось так, как было при ней. Ужасно тронула скромная обстановка в доме. Я встретила многих из ее воспитанников. Так странно, что я опоздала совсем на немного, сердце у меня просто разрывается. Она работала до самого последнего дня. Какая замечательная женщина».
Кэтлин Лангтон-Смит показала Ингрид толстую пачку вырезок из газет, фотографии Ингрид, которые она нашла в одном из ящиков буфета. Удивляло, что высокая женщина из Швеции и маленькая женщина из Лондона были во многом схожи; эмоциональные, решительные и свято верующие в то, что они делают. В дальнейшем Ингрид внимательно следила за тем, чтобы сиротские дома Глэдис Эйлуорд получали постоянную поддержку и помощь. По ее инициативе «Вэрайети клаб Америка» стал одним из самых великодушных меценатов этих приютов.
Избежать встреч с фотографами, репортерами в те месяцы, когда мы с Ларсом собирались пожениться, было почти невозможно. Ларс хотел, чтобы мы повидались с его родителями, жившими в окрестностях Гётеборга. Чтобы одурачить прессу, я сделала вид, что лечу к тете Мутти в Копенгаген. Я остановилась на ночь в копенгагенском отеле, а на следующее утро выскользнула через служебный ход и спряталась под одеялом на заднем сиденье автомобиля, который вел один из друзей Ларса, Фред Скааруп. Ларс совершенно открыто ехал в другом автомобиле, и все ринулись за ним. Теперь я могла сесть спокойно. Так мы и подъехали к дому, где жила тетя Мутти. Но там уже было полно репортеров. Они заметили меня. «Быстрее, гони», — прокричала я. Они впрыгнули в свои машины и помчались за нами. «Скорее поверни налево, — сказала я Фреду. — Потом притормози, я выкачусь и спрячусь. Пусть дальше они гонятся за тобой». Он быстро свернул в узкую улочку. Я открыла дверь и вывалилась прямо в снег, в канаву, где, свернувшись, ждала, пока репортеры проедут мимо.
Затем я пешком вернулась к дому тети Мутти, села в машину Ларса, и мы поехали к шведской границе. Однако и там были репортеры. Мне снова пришлось прятаться под одеялом. Конечно же, они разглядели Ларса и знали, куда мы направляемся. Когда он остановился, чтобы позвонить своим родителям, те сказали: «Весь сад заполнен людьми, на крышах машин установлены вращающиеся прожекторы, так что практически видны все подъезды к дому, откуда бы вы ни появились».
Ларс решил ехать в Дагеборг, он знал дорогу, по которой можно было подъехать к дому сзади. В кромешной тьме мы остановились перед кладбищем и стали пробираться между могилами. Перелезли через ограду и очутились на заснеженном грязном поле.
Потом одолели ворота, после чего от моих чулок не осталось и следа, влезли еще на одну высокую стену, подле которой нас ждала заранее приготовленная слугой лестница, и наконец очутились около дома. Мы будто попали на территорию концентрационного лагеря: прожектора вращаются в разные стороны, освещая снег, деревья. Стараясь остаться незамеченными, мы плашмя упали на снег, и каждый раз, когда свет прожекторов скользил мимо нас, мы перебежками приближались к дому.