Рядом с гаражом было кирпичное здание, в котором располагались бакалейная лавка, прачечная самообслуживания и «Стабби» — маленький ресторанчик-барбекю, где посетителей обслуживали его хозяева и где я любил в одиночестве посидеть за едой возле окна, пытаясь представить себе, как живут люди, сидящие в проезжающих мимо машинах. Свою первую работу я получил в тринадцать лет в этой самой бакалейной лавке. Ее владельцу, Дику Сандерсу, было уже около семидесяти. Как и многие люди его возраста в то время, он считал, что быть левшой — плохо, и решил исправить меня, закоренелого левшу. Однажды он поручил мне расставлять на полке большие банки майонеза «Хеллман» по восемьдесят девять центов за штуку, причем делать это правой рукой. Я неудачно поставил одну банку, и она упала на пол, превратившись в кучку битого стекла, перемешанного с майонезом. Сначала я все это убрал. Затем Дик сказал мне, что ему придется вычесть стоимость разбитой банки из моего жалованья. Платил же он мне доллар в час. Я собрался с духом и сказал: «Послушайте, Дик, у вас может быть хороший помощник-левша за доллар в час, но вы не получите неуклюжего помощника-правшу бесплатно». К моему удивлению, он рассмеялся и согласился. Дик даже позволил мне начать мое первое собственное дело — продажу с лотка перед его магазином бывших в употреблении комиксов, которых у меня было два полных чемодана. Поскольку я их бережно хранил, комиксы были в прекрасном состоянии и хорошо раскупались. В то время я был горд собой, хотя теперь знаю, что, если бы тогда их сохранил, сегодня они представляли бы большую ценность для коллекционеров.
Рядом с нашим домом, чуть на запад, в сторону центра города, находился мотель «Перри Плаза». Мне нравились супруги Перри и их дочь Тавия, которая была на год или два старше меня. Однажды я был у нее в гостях, когда ей только что подарили новое ружье, стреляющее шариками. Мне было тогда лет девять или десять. Тавия бросила на пол пояс и сказала, что, если я через него перешагну, она в меня выстрелит. Конечно же, я шагнул. И она в меня выстрелила. Тавия попала мне в ногу, а могло быть и хуже, и я решил быть осмотрительнее, когда кто-нибудь блефует.
Я помню кое-что еще о мотеле семейства Перри. Он располагался между Парк-авеню и Серкл-драйв и представлял собой двухэтажное здание из желтого кирпича. Иногда номера в нем и в других мотелях и меблированных комнатах города арендовали на недели или даже месяцы. Как-то некий мужчина средних лет снял там на долгий срок самый дальний номер на втором этаже. И вот однажды туда приехала полиция и увезла его. Как выяснилось, он там делал аборты. До тех пор я и понятия не имел о том, что это такое.
Дальше на Парк-авеню была небольшая парикмахерская, где мистер Бризендайн стриг мне волосы. Примерно за четверть мили от парикмахерской Парк-авеню упирается в Рэмбл-стрит, которая тогда вела на юг, вверх по холму, к моей новой школе — начальной школе «Рэмбл». Учась в четвертом классе, я начал играть в нашем школьном оркестре вместе с учениками начальных школ со всего города. Директор школы, Джордж Грей, замечательно умел подбодрить малышей, и мы вовсю дули в свои пронзительно звучавшие инструменты. Я около года играл на кларнете, а затем перешел на тенор-саксофон, потому что оркестру был нужен тенор-саксофонист, и ни разу об этом не пожалел. Мое самое яркое воспоминание о пятом классе — обсуждение проблемы памяти, во время которого один из моих одноклассников, Томми О’Нил, сказал нашей учительнице миссис Каристианос, что, как ему кажется, он помнит момент своего рождения. Не знаю, то ли у него было чересчур живое воображение, то ли в голове винтика не хватало, но он мне нравился, и я считал, что наконец-то встретил человека, чья память даже лучше моей.
Кэтлин Шаер, учившую меня в шестом классе, я просто обожал. Как и многие другие педагоги ее поколения, она не выходила замуж, целиком посвятив свою жизнь ученикам. Кэтлин Шаер и ее кузина, которая сделала для себя такой же выбор, дожили почти до девяноста лет. Будучи нежной и доброй, мисс Шаер считала, что любовь должна быть суровой. Накануне скромной церемонии окончания начальной школы она задержала меня после занятий и сказала, что я должен был окончить школу первым учеником в классе, наравне с Донной Стандифорд. Вместо этого из-за моих низких оценок по «гражданственности» — к тому времени мы уже могли называть это «поведением» — я скатился до уровня третьего ученика. Мисс Шаер сказала: «Билли, когда ты вырастешь, ты либо станешь губернатором, либо попадешь в беду. Все зависит от того, насколько хорошо ты усвоишь, когда можно говорить, а когда лучше помолчать». Как оказалось, она была права по обоим пунктам.