В последнем полете меня сопровождали и некоторые журналисты. Один из них, Марк Ноллер, работающий на радио CBS, был рядом со мною на протяжении всех этих восьми лет и провел одно из заключительных интервью, которые я дал в последние несколько недель. Марк спросил, не боюсь ли я, что лучшая часть моей жизни уже позади. Я сказал, что получал удовольствие от своей жизни на каждом ее этапе, «у меня всегда было много дел, меня многое интересовало, и я находил возможность приносить пользу».
Я с нетерпением ожидал начала своей новой жизни, чтобы строить президентскую библиотеку, работать со своим благотворительным фондом и помогать Хиллари. Кроме того, теперь у меня должно появиться больше времени для чтения, гольфа, музыки и путешествий. Я знал, что мне это понравится, и если я буду здоров, то смогу принести еще много пользы, но своим вопросом Марк Ноллер попал в самую точку. Мне будет не хватать моей прежней работы. Мне нравилось быть президентом — даже в плохие дни.
Я думал о том письме, которое напишу президенту Бушу и оставлю в Овальном кабинете, точно так же, как его отец восемь лет назад. Я хотел быть великодушным и ободрить своего преемника, как это сделал Джордж Буш, передавая власть мне. Скоро Джордж Буш-младший должен был стать президентом страны, и я желал ему удачи. Внимательно следя за высказываниями Буша и Чейни во время избирательной кампании, я знал, что у них совсем другое представление о нашем пути развития, и они изменят многое из сделанного мною, особенно в сфере экономики и экологии. Я считал, что они проведут задуманное существенное сокращение налогов, и вскоре мы вернемся к такому же большому бюджетному дефициту, какой у нас был в 1980-х годах. Хотя Буш делал обнадеживающие заявления об образовательных программах и «Америкорпс», я знал, что на него будут оказывать давление, чтобы он сократил внутренние бюджетные расходы на образование, детские дошкольные учреждения, программы обучения для выпускников школ, полицию, новые исследования и охрану окружающей среды. Но теперь я уже не мог на это повлиять.
Думал я и о том, что международные партнерские отношения, которые мы развивали после окончания холодной войны, станут более напряженными из-за одностороннего подхода к внешней политике республиканцев, выступавших против ряда договоров — о запрете ядерных испытаний, о предотвращении изменения климата, о противоракетной обороне и против Международного уголовного суда.
Я наблюдал за республиканцами в Вашингтоне уже восемь лет и знал, что президент Буш с самых первых дней будет подвергаться давлению со стороны правых и групп по интересам, контролировавших теперь его партию, с тем чтобы он отказался от идеи «сострадательного консерватизма». Они не менее глубоко верили в собственный путь, чем я — в свой, но я полагал, что аргументы и исторический опыт были на нашей стороне.
От меня больше не зависело, что произойдет с проводившейся мною политикой и программами: в политике мало что остается неизменным. Не мог я повлиять и на ранние оценки моего так называемого «наследия». История Америки с момента окончания холодной войны до начала нового тысячелетия еще не раз будет переписываться. Единственный вопрос об итогах моего президентства, который имел для меня значение, заключался в том, хорошо ли я служил американскому народу в новую и не похожую на то, что было в прошлом, эпоху глобальной взаимозависимости.
Удалось ли мне создать «более совершенный союз», расширив возможности, углубив понимание свободы и усилив связи в обществе? Безусловно, я старался сделать так, чтобы в XXI столетии Америка стала оплотом мира и процветания, свободы и безопасности. Я пытался придать глобализации более человечный характер, побуждая другие страны присоединиться к нашим усилиям по построению более интегрированного мира, объединенного общей ответственностью, общими благами и ценностями. На переходе в новую эру я старался вести Америку, внушая ей оптимизм, надежду и веру в то, чего мы можем добиться, а также дать трезвую оценку опасности, которую несут новые силы разрушения. Наконец, я попытался построить новую прогрессивную политику на основе свежих идей и традиционных ценностей и поддержать единомышленников в других странах мира. Независимо от того, какие из моих инициатив собиралась отменить новая администрация и большинство в Конгрессе, я верил в то, что историческая правда была на нашей стороне и направление, выбранное мною в новом тысячелетии, в конце концов окажется верным.