А когда наступила ночь, Лобо спустился с горы, Мы узнали это по приближающимся звукам его голоса. Вот он подошел к месту, где погибла Бланка, и тогда раздался заунывный, тоскливый вой. Казалось, теперь он знал все.
- Черт побери, - сказал один из ковбоев, - я не знал, что волк может так тосковать.
Потом старый волк пошел по следам наших лошадей. Я не знаю - для того ли, чтобы отомстить нам, или же он хотел найти волчицу.
Около десяти часов вечера послышался лай нашей собаки. Она бросилась к дверям хижины. Я вышел, чтобы впустить ее, но собаки не было. Я звал ее, но она не пришла. На следующее утро я узнал, почему она не пришла на мой зов. Лобо схватил ее, поволок за собой и растерзал на части тут же, недалеко.
Старый волк пришел один в ту ночь - я узнал это по следам - и вел себя крайне неосторожно, вопреки обычной своей выдержке.
Теперь для меня не оставалось сомнений, что Бланка была его подругой. Я понимал также, что, для того, чтобы уберечь скот, надо срочно принять решительные меры сейчас, пока волк находится в состоянии тоски.
Мы проработали втроем весь день, устанавливая по четыре капкана вместе на каждой тропе, которая вела к ущелью. Когда все уже было замаскировано, я взял лапу Бланки и сделал ею отпечатки на земле всюду, где были капканы, словно это были ее следы.
В ту ночь мы не услышали ничего нового. На следующий день я сел на лошадь и поехал посмотреть, не произошло ли чего около капканов. Но ничего интересного не заметил. За ужином я спросил одного из наших парней:
- Ты сегодня был у Северного ущелья?
- Нет,- ответил он, - я не был там, но час назад слышал странное смятение в стаде, которое пасется там.
На рассвете следующего дня я отправился к Северному ущелью. И как только я подъехал к месту, где были расставлены капканы, я увидел, что там лежит Лобо. Он напал на след, который я сделал лапой Бланки. Он думал, что это ее след, что она где-то тут впереди, что он скоро найдет ее.
И вот он лежал совсем беспомощный, запутавшись в цепях, с капканом на каждой ноге.
А в стороне, сохраняя безопасное расстояние, ревел и метался скот, словно торжествуя и радуясь гибели тирана. Но никто не смел подойти близко.
Когда Лобо увидел меня, раздался его громкий, тревожный призыв, как будто он кричал своей стае: «Сюда, на помощь!»
Но никто не пришел.
Тогда он хотел наброситься на меня, но был скован в движениях - его держали капканы и цепи. Обессиленный и беспомощный, Лобо опустился на землю.
- Эх ты, старый разбойник, замечательный зверь! Мне жаль тебя, но я не могу поступить иначе.
Я взмахнул лассо.
Но не успела петля лассо опуститься на шею волка, как он схватил ее зубами и разгрыз надвое. Потом он посмотрел на меня, словно хотел сказать: «Ну, теперь попробуй еще что-нибудь».
Со мной было ружье.
Пристрелить? Нет, не надо.
Я поехал в лагерь, захватил другое лассо. Скоро вернулся обратно. На этот раз меня сопровождал Аллен.
Теперь я бросил волку толстую палку, и прежде чем он успел выпустить ее, мы оба набросили ему на шею лассо. Наши лошади знали свое дело.
Петля затянулась на шее Лобо. Еще минута, и его глаза начали тускнеть.
- Назад! - вдруг вырвалось у меня. - Осади лошадь. Мне хочется его взять живым.
Мы просунули палку между челюстями волка и крепко обмотали пасть веревками.
Теперь Лобо был совсем обезоружен.
Он перестал сопротивляться. Но на меня он больше ни разу не взглянул. Его взгляд скользил куда-то мимо меня. Он вел себя так, словно был один в прерии.
Мы связали его веревками, освободили из капканов и положили поперек моего седла.
Аллен шел с одной стороны, я - с другой. Так мы доставили его к хижине.
Дома я надел ему на шею ошейник и привязал в поле на цепи. Поблизости я расставил капканы, так как предполагал, что он будет звать волков из своей стаи и что ни достанутся нам в добычу.
Но я ошибся. Лобо позвал их на помощь один раз. Никто не отозвался. Больше он не стал звать.
Я вынес ему мяса и воды, зная, что он голоден и хочет пить. Но он даже не взглянул в ту сторону. Я слегка подтолкнул его, чтобы привлечь внимание, но он отвернулся. Он не смотрел на меня, а глядел вдаль, туда, где ущелье ведет в горы и расстилаются широкие поля - его поля, где он так долго царил.
Так он пролежал до заката солнца.
Когда я пришел к нему вечером, перед тем как ложиться спать, его глаза были совсем ясные.
Но мы знаем, что лев, потерявший свою силу, орел в неволе, голубь в разлуке с голубкой - все они умирают от тоски. Едва ли можно было ожидать, что сердце Лобо выдержит все страдания, которые выпали на его долю сразу.