Собственно, по лицам остальных дам было понятно, что и они не ждут от себя олимпийских рекордов. Но несмотря на наши желания, начался процесс гендерного унижения. Бабоньки сбились в кучу, и с ужасом наблюдали за срочниками, а точнее затем, как происходит процесс истребления фанерных врагов. А это ужасти, хочу я вам сказать. Нужно было дойти до места откуда ведется огонь, лечь на кусок брезента пузом вниз, раздвинуть ноги морской звездой, облокотиться на локти, прижать приклад к плечу и открыть стрельбу.
-А можно не ложиться? – спросила одна из девушек, из дружественной роты. Сразу видно, что молодая, мозг, как у меня, в эмбриональном состоянии.
-Можно, идите, пробуйте. – предложил комбат. У меня, от плохого предчувствия, аж живот свело.
Девчуля подошла, сняла с плеча автомат, вставила магазин и перевела в режим – «стрельба очередью». Элегантно подняла ствол, нажала на спусковой крючок и шмальнула! Отдача от выстрела откинула автомат ей в плечо, потом в голову, потом в голову комбата, который вообще не ожидал нападения. И знаете, что он сказал???
-О – о -ого! – вот, честное слово, как будто он не в миллиметре от героической гибели был, а сову в лесу увидел.
Весь батальон замер и перестал дышать, на лбу командира начала наливаться шишка. Кажись, мы обзавелись личным единорогом….
-Так… - глубокомысленно выдал наш гардемарин и завис. Было страшно. Вдруг ему автоматом отбило разумное, доброе, вечное. Щас, как психанет, как поставит нас к стене, как продемонстрирует, с другой стороны, как нужно готовиться к стрельбе и поражать цель.
Но, слава богу, нас не расстреляли. Нас потащили сначала пострелять СТОЯ из пистолета Макарова. Чтобы мы прочувствовали процесс. Потом мы лежа стреляли из автомата, ну и шлифанули всю эту вакханалию запуском сигнальных ракет.
К вечеру мы были в коматозном состоянии и не реагировали даже на свет. Развозили всех на ЗИЛе прямо до дома. Меня сержант прислонил к косяку, позвонил в звонок и спрятался за угол. Знаете зачем? Проверить, чтобы я при открытии двери рухнула внутрь квартиры. Мама сдвинула мои ноги с порога, закрыла дверь и пошла включать воду в ванной. Воняла я как заблудившийся турист любитель: потом, дымом и одеколоном гвоздика, который притащила одна из сослуживиц, для борьбы с кровососущими.
Собственно, через пару месяцев, мы втянулись в процесс. Уже даже стали попадать в бумагу. Конечно, пока не в цель, но хоть направление угадывали, и то хлеб.
Самый эпичный выезд был, конечно, зимой. На улице минус двадцать пять, едем снова в грузовике. На нас колготки, натянутые до подмышек, ну, так, чтобы и жопу и грудь одновременно грело, поверх гамаши, носки, две синтетические кофты, которые создавали между собой трение и периодически били током и держали в тонусе. Ну и, ясен пень, сверху форма. Штаны ватные, бушлат, шапка ушанка, валенки. Ну и ремень с сумкой, да автомат.
Ничего не предвещало беды. И тут, километров за семь до стрельбища, машина замерзает и встает. Все, завести невозможно, отогреть нечем. Мобильных нет. Что делать, спросите вы? Все просто, решил наш комбат! Будет марш-бросок до стрельбища… Вот те, на те, хрен в томате…
А как мы побежим? Мы ведь по внешнему виду, как те телепузики. Можем либо стоять, либо лежать. Нам даже подъем из положения сидя недоступен. У нас, знаете ли, лишних яичников нет, поэтому на тело напялены даже носки, отбитые у моли в неравном бою!
Весь наш утепленный, женский состав батальона малодушно рассчитывал, что на стрельбище нас не бросят, поднимут и закинут в кабриолет, после окончания основной развлекательной программы. Рисков быть оставленными в этом скорбном месте- ноль, комбат дам лично пересчитывал и давал срочникам леща если кого-то недосчитывались. Проводили полномасштабную поисковую и спасательную операцию и доставляли утерянного бойца ему лично, в руки. А здесь, что же? Как же?
Опущу описательную часть, как мы добирались. Комбат «бежал» сзади нас. Поскольку периодически, по очереди, мы висли на нем, несчастный мужик был в миллиметре от создания собственного гарема. Пощупали его все. Прибежали в учебную часть мокрые, уставшие, красные. Комбат прибежал бардовый. Там отстрелялись, нам выдали другой транспорт, и мы отправились к себе. С того дня на полигон мы выезжали не чаще одного раза в квартал. А жаль, у меня почти стало получаться интуитивно целиться чуть ниже размытого темного пятна и попадать в восьмерку или девятку.