Земля вселенская – ничья,
Она – в своей лишь литургии.
Всем сердцем я в моей России.
Металл расплавленный – струя.
Но эта кузница – моя.
В огне, задымленный, куя,
Верховной волей созиданья
Могу перековать страданье
В венец и в пламя лезвия.
Я весь – Ея. Она – моя.
Крещенье светом
Отвеяв луч Луны рукою чаровницы,
Перекрутив его и завязав узлом,
Она, сдвигая мглу, пошла лесным холмом,
И по пути ее, проснувшись, пели птицы.
Закрученный узор горел, как свет денницы.
Она спустилась вниз, и, постучав в мой дом,
Сказала мне: «Проснись. На таинство идем».
Я в чащу с ней пришел к воде лесной криницы.
Полночного цветка душистую струю
Она дала дохнуть. Я звук услышал струнный,
Дала мне миг побыть в тиаре этой лунной.
Я в зеркале воды увидел жизнь мою.
Из недр, как сговор сил, извергся гул бурунный.
И Солнце выплыло. А я с тех пор – пою.
Россия
Есть слово – и оно едино.
Россия. Этот звук – свирель.
В нем воркованье голубино.
Я чую поле, в сердце хмель,
Познавший птиц к весне апрель.
На иве распустились почки,
Береза слабые листочки
Раскрыла – больше снег не враг.
Трава взошла на каждой кочке,
Заизумрудился овраг.
Тоска ли в сердце медлит злая?
Гони. Свой дух утихомирь.
Вновь с нами ласточка живая,
Заморского отвергшись края,
В родимую влюбилась ширь.
И сердце, ничего не зная,
Вновь знает нежно, как она,
Что луговая и лесная
Зовет к раскрытости весна.
От солнца – ласка властелина,
Весь мир – одно окно лучу.
Светла в предчувствии долина,
О чем томлюсь? Чего хочу?
Всегда родимого взыскую,
Люблю разбег родных полей,
Вхожу в прогалину лесную –
Нет в мире ничего милей.
Ручьи, луга, болота, склоны,
В кустах для зайца уголок.
В пастушью дудку вдунул звоны,
Качнув подснежник, ветерок.
Весенним дождиком омочен,
Весенним солнцем разогрет,
Мой край в покров весны одет,
Нерукотворно беспорочен.
Другого в мире счастья нет.
Таинственная склянка
Я из таинственной склянки
Медленный сделал глоток.
Мирно лежит на лежанке
Кошка, свернувшись в клубок.
Жарко натоплено в доме.
Вьюга летит по полям,
Воет и ноет в истоме,
Призраком всходит из ям.
Дали в снегах задремали,
Сад мой заиндевел весь.
Тот же, что был я вначале,
Буду пред смертью я здесь.
Лишь колокольчик люблю я,
Скрип и качанье саней,
Только восторг поцелуя,
Только прижаться нежней.
Царства земные не нужны
Порабощенным двоим,
Вольно вступившим в жемчужный,
Сказками тающий, дым.
Там далеко за холмами
Все превращения лет,
Звездные осыпи с нами,
Час наш весь небом одет.
Пламя в печи синевато.
Колокол полночь пропел.
Сердце дорогой возврата
Бьется о крайний предел.
Капля
В глухой колодец, давно забытый, давно без жизни и без воды,
Упала капля, не дождевая, упала капля ночной звезды.
Она летела стезей падучей и догорела почти дотла,
И только искра, и только капля одна сияла, еще светла.
Она упала не в многоводье, не в полногласье воды речной,
Не в степь, где воля, не в зелень рощи, не в чащу веток стены лесной.
Спадая с неба, она упала не в пропасть моря, не в водопад,
И не на поле, не в ровность луга, и не в богатый цветами сад.
В колодец мертвый, давно забытый, где тосковало без влаги дно,
Она упала снежинкой светлой, от выси неба к земле звено.
Когда усталый придешь случайно к тому колодцу в полночный час,
Воды там много, в колодце – влага, и в сердце – песня, в душе – рассказ.
Но чуть на грани земли и неба зеленоватый мелькнет рассвет,
Колодец меркнет, и лишь по краю – росинкой влаги белеет след.
Всю жизнь
Всю жизнь служил я Богу Сил,
Проплыл моря и океаны,
Окрасил Солнцем звон кадил,
Молитв расчислил караваны.
Под серполикою Луной,
В бессмертных жатвах соприсущей,
Я обручился с тишиной,
Всегда безмолвием поющей.