— Я спрашиваю, добрым ли был ваш хозяин?
— Ну да, конечно…
Мы прибыли. Машина проехала под порталом мэрии. Его положили в небольшой сарай позади главного здания. Первое, что я узнала, были ступни Джесса, выглядывавшие из-под серого заштопанного брезента, которым он был накрыт. Ступни Джесса! Единственные ступни мужчины, не внушавшие мне отвращения!
Я подумала, что тысячу раз чистила эти двухцветные ботинки, пользуясь двумя разными кремами.
— Оставьте как есть! — пробормотала я.
Но они не поняли и приподняли брезент.
Той ночью, когда я ласково дотрагивалась до его рта, чтобы на ощупь проследить контур его улыбки, эта самая улыбка, если позволено так сказать, проникла мне в кончики пальцев. Она и теперь еще витала на его мертвом лице. Я узнавала ее. Из уха вытекла и уже засохла струйка крови. Один глаз был закрыт, а веко другого легонько приподнято, будто он в последний раз подкарауливал мою реакцию.
— Это ведь он, не так ли?
Вместо ответа я опустилась рядом с трупом. Жандармы не осмелились мне помешать, и я прошептала в окровавленное ухо Джесса: — О, месье Руленд! Я и не знала, что вы так ее любили!
Они принудили меня подняться. Они казались невероятно смущенными. Верные данному обещанию, они отвезли меня домой.
Когда их автомобиль скрылся за углом улицы, я взглянула на опустевший дом.
В открытом сквозняком окне второго этажа плескалась на ветру занавесь; это было похоже на прощальные взмахи платком.
Тогда, вместо того чтобы толкнуть калитку, я пошла дальше.
Прошло два месяца. Уверяю вас, я никогда бы не подумала начать мой рассказ, если бы сегодня, ощущая некоторое недомогание, не пошла к доктору. Знаете, он превосходный врач — обходительный и многое понимающий. К тому же пользует меня с раннего детства.
— Мой бедный крольчонок, — сказал он, — что я могу тебе сказать, ты беременна…
Он ждал обычной для этих случаев классической сцены, но я и глазом не моргнула. Я ведь думала, что вся история на этом и кончилась, но поди ж ты, как видите, последовало продолжение. Все-таки какое утешение думать, что я дам Джессу ребенка, которого он так желал, не правда ли?
О, в доме Артура, как водится, криков не оберешься. Мать сразу постареет и заявит, что подобное фатально уготовано нашей семье. Плевать мне на это. К тому же теперь слишком поздно; она должна была бы вмешаться раньше.
Тогда бы все произошло иначе.
Но вот в чем дело: могут ли вещи происходить иначе?
Подумайте, не к этому ли в конце концов сводится великая тайна человека?
Во всяком случае, лучше сказать себе — так было предначертано судьбой. Однажды вечером, выйдя с завода, я должна была пройти мимо их дома, увидеть их сидящими в синей качалке, с бокалами виски в руках, возле проигрывателя, на котором крутилось «Лавинг ю».
Виновата ли я, что мое воображение взыграло и в какой-то момент понеслось вскачь, закусив удила?
Нет, ибо все было ниспослано свыше.
Я не отступлюсь и буду повторять это до тех пор, пока печаль и угрызения совести не перестанут посещать меня. Да-да, повторять, как повторяют урок, чтобы заучить его наизусть, как повторяют молитву; повторять до тех пор, пока я не прощу себе, что прикончила мадам в карете скорой помощи, когда мне показалось, что она собирается обвинить месье.