Он останавливался у магазина, поняла она, и вот почему она приехала первой. В ней вспыхнула ярость; вкус этой ярости горел во рту, как будто бензином плеснули на тлеющие угли. Ее пальцы стиснули руль так, что ясно выступили вены на руках. Дуг шел на свидание к своей подружке и размахивал упаковкой пива, как нетерпеливый школьник. Лаура потянулась к дверной ручке и нажала ее. Она не позволит ему войти в эту квартиру, думая, что еще раз удалось обдурить доверчивую и покладистую жену. Черта с два! Она сейчас обрушится на него, как бетонный блок на улитку, и когда она с ним покончит, этой самой Ч. Дженсен понадобится скребок, чтобы отодрать его от асфальта.
Она встала с полыхающим от гнева лицом.
Воды прорвались.
Теплая жидкость хлынула меж бедер вниз по ногам. До нее дошло, когда жидкость уже залила колени. Боль в спине и подергивания в течение всего дня это была первая стадия родовых схваток.
Ребенок собирался родиться.
Она смотрела, как Дуг заворачивает за угол и скрывается из виду.
Секунду она стояла в мокрых трусах, и тут начала нарастать первая родовая схватка. Давление бросило ее в царство боли, будто мощная рука, сдавившая болезненный ушиб внутри, и Лаура закрыла глаза, а боль схватки медленно набухала до пика, потом начала спадать. По щекам катились слезы. Посмотри на часы, глупая! Она вернулась в "БМВ" и посмотрела на часы в свете плафона, включившегося при открытой дверце. Следующая схватка накатила через восемь минут с такой силой, что пришлось стиснуть зубы.
Ей нельзя долго здесь оставаться. У Дуга кто-то есть. Она предоставлена самой себе.
Она завела мотор, выехала задним ходом со стоянки и поехала прочь от своего мужа и квартала Хилландейл.
Двумя схватками позже Лаура остановилась на заправочной станции, чтобы позвонить доктору Боннерту, попала к секретарше и ей сказали, что сейчас его разыщут по пейджеру. Она ждала, вцепившись в трубку, схватка накатывала за схваткой, боль сотрясала спину и уходила вниз по ногам. Затем к телефону подошел доктор Боннерт, выслушал ее рассказ и сказал, что ей надо как можно скорее ехать в Сент-Джеймскую больницу.
- Жду вас с Дугом, - сказал доктор Боннерт и повесил трубку.
Больница была большим белым зданием посреди парка на северо-востоке Атланты. Когда заполнили все документы в приемном отделении и Лауру перевезли в родильный зал, появился доктор Стивен Боннерт в смокинге. Она сказала ему, что ее случай вряд ли требует такой официальной одежды. "Приветственный обед в честь нового директора больницы, - объяснил доктор, глядя на монитор, показывавший ход схваток у Лауры. - Все равно не удался, потому что у каждого с собой пейджер, и весь зал верещал, будто туда сверчки собрались".
- Где Дуг? - спросил доктор Боннерт, как и ожидала Лаура.
- Дуг.., он не может приехать, - ответила она. Доктор Боннерт несколько секунд смотрел на нее через круглые черепаховые очки, потом дал указания сестре и вышел переодеться и вымыть руки.
В тыльную сторону ладони Лауре ввели острую короткую иглу и поставили капельницу с демеролом. Ее одели в зеленый больничный халат с эластичным поясом вокруг живота, и она сидела на столе, наклонившись всем телом вперед. В ноздри плыл запах лекарств и дезинфекции. Сестры были умелыми и быстрыми, они все время говорили с Лаурой о пустяках, но ей было трудно уловить смысл их слов. Все вокруг стало размытым движением и звуком, она видела вспышки на экране монитора, когда внутри нее возникала схватка, нарастала, вспухала и сводила болью, потом спадала до следующей. Одна из сестер заговорила о новой машине, которую только что купила, ярко-красную, сказала она, всегда хотела ярко-красную машину.
- Дышите свободнее, - сказала другая сестра, кладя руку Лауре на плечо. Дышите, как вас учили на курсах.
Сердце Лауры тяжело колотилось, и на другом мониторе это отражалось беспорядочными всплесками. Схватки были, как грохот грома в камере, они сотрясали ее тело, предвещая шторм.
- Первый ребенок? - спросила сестра с красной машиной, глядя на карту Лауры. - Боже мой. Боже мой!
Вернулся доктор Боннерт, одетый в зеленое, профессиональный, и раздвинул ноги Лауры, чтобы посмотреть раскрытие.
- Отлично работаете, - сказал он. - Но еще не до конца. Сильно болит?
- Да. Немножко. - А яблокам больно, когда из них вынимают сердцевину? Да, болит.
- О'кей.
Он сказал Красной Машине что-то насчет какого-то непонятного слова, и Лаура подумала: "Пора уже для большого укола, да?". Доктор Боннерт отошел от стола и вернулся с какой-то маленькой штучкой вроде пружинки от шариковой ручки, а от нее тянулся провод к какой-то хитрой машине.
- Небольшое вмешательство, - сказал он, бегло улыбнувшись, и полез куда-то внутрь нее рукой в перчатке. Эта похожая на пружинку штука была зародышевым монитором; об этом рассказывали на курсах. Доктор Боннерт нашел голову ребенка и засунул устройство под плоть. Из хитрой машины полезла лента, отмечающая биение сердца Дэвида и другие жизненно важные показатели. Лаура почувствовала, как ей протирают поясницу - сестра готовила ее к эпидуральной анестезии. Хотя бы не придется видеть шприц. Сила схваток стала неимоверной, будто били кулаком по ушибленной спине.
- Свободнее дышите, свободнее, - уговаривал ее кто-то.
- Сейчас слегка ужалит, - сказал доктор Боннерт, и она почувствовала, как входит игла.
Это называется ужалить? Там, откуда она родом, осы куда больше. Потом все кончилось, игла вышла и кожа поясницы стала покалывать. Доктор Боннерт еще раз посмотрел раскрытие, потом проглядел ленту с сигналами от Дэвида, монитор с показаниями от Лауры. Во рту чувствовался вкус лекарства, и она надеялась, что анестезия сработала, потому что схватки стали жестокими и лицо покрылось потом. Красная Машина вытерла ей лицо и улыбнулась.
- Для этого и было все ожидание, - сказала сестра. - Странно, когда это происходит, правда?
- Да.
Ох, как больно. О Господи, теперь по-настоящему больно! Она ощущала, как напрягается тело, раскрываясь, как бутон.
- Когда время приходит, тогда и приходит, - продолжала медсестра. - Когда ребенок захочет выйти, он даст вам знать.
- Не забудьте ему об этом напомнить, - выдавила из себя Лаура, и доктор с сестрами рассмеялись.
- Держитесь, - сказал ей доктор Боннерт и вышел. На миг Лауру охватила паника. Куда это он? А что, если ребенок выйдет прямо сейчас? Сердцебиение на мониторе скакнуло, и одна из сестер взяла ее за руку. Давление внутри нарастало до взрыва, она боялась, что может внезапно лопнуть, как переспевшая дыня, и слезы жгли глаза. Но давление опять спало, и Лаура услышала собственное частое и хриплое дыхание.
- Легче, легче, - посоветовала сестра. - Четверговым детям - далекий путь.
- Что?
- Четверговое дитя. Знаете, старая поговорка. - Сестра взглянула на настенные часы: почти девять пятнадцать. - Но он может подождать до пятницы, и тогда он родится красивом.
- Счастливым, - сказала Красная Машина.
- Нет, пятница - красивый, - возразила другая - Счастливый - это субботний.
Этот спор не был первоочередной заботой Лауры. Схватки продолжали нарастать, били в нее, как волны в источенную скалу, и спадали опять. Они были по-прежнему болезненными, но уже не так. Анестезия сработала, слава Богу, но не настолько, чтобы снять все ощущения. Боль уменьшилась, но давление кулака, бьющего по ушибу, было тем же. И в девять тридцать в зал вернулся доктор Боннерт и снова все посмотрел.
- Все идет хорошо, - сказал он. - А теперь, Лаура, можете немножко потужиться?
Она потужилась - по крайней мере постаралась. Сейчас лопну, подумалось ей. О Господи Иисусе. Дышать! Дышать! Почему все, что на курсах было так аккуратно и упорядочение, здесь идет как на видеопленке на сверхускоренном показе?
- Тужьтесь еще. На этот раз чуть посильнее, о'кей? Она попыталась снова. Ясно было, что это будет совсем не так просто, как описывали на курсах. В мозгу всплыло лицо Кэрол. "Поздно спохватилась, девонька", - сказала бы Кэрол.