- Так ты бухгалтер? - спросила она. - И давно?
- Три года. Работа отличная. Могу выполнять ее с закрытыми глазами. - Он пожал плечами, почти виновато. - Когда я залег на дно, окончил Нью-йоркский университет по отделению бизнеса.
- По отделению бизнеса, - повторила она, и легкая улыбка промелькнула у нее на лице. - Я это поняла, когда тебя увидела. Значит, тебе наконец закомпостировали мозги?
Знакомая сеть морщин снова покрыла его лицо.
- Мы тогда были детьми. Наивными и тупыми во многих смыслах. Мы не жили в реальном мире.
- А теперь ты в нем живешь?
- Реальность, - сказал Эдвард, - состоит в том, что каждый должен зарабатывать себе на жизнь. В этом мире не выдаются бесплатные билеты. Ты до сих пор этого не знаешь?
- Так что, мой брат стал Старшим Братом?
- Нет! - ответил он слишком громко. - Черт побери, нет! Я просто говорю, что тогда мы видели все либо черным, либо белым! Мы считали, что правы только мы, а все остальные не правы. Вот тут и был прокол. Мы не видели, что в мире есть серое. - Он хмыкнул. - Мы не думали, что когда-нибудь станем взрослыми. Но время не победить, Мэри. Это такая штука, в которую не всадишь пулю и не взорвешь бомбой. Мир меняется, и тебе приходится меняться вместе с ним. Если не станешь меняться.., ладно, посмотри на Эбби Хоффмана.
- Эбби Хоффман всегда был верен делу, - сказала Мэри. - Он просто устал, вот и все.
- Хоффман попался на продаже кокаина! - напомнил он. - Из революционера он стал наркодельцом! Какому делу он был верен? Да Господи, всем наплевать, кто такой Эбби Хоффман! Ты знаешь, какова истинная власть в этом мире? Деньги. Наличняк. Если они у тебя есть, ты что-то значишь. Если нет, тебя сметают прочь вместе с мусором.
- Я больше не хочу об этом разговаривать, - сказала Мэри, укачивая Барабанщика - Сладкий мальчик, такой сладкий-сладкий мальчик.
- Хочу пива. - Эдвард прошел на кухню и полез в холодильник.
Мэри поцеловала Барабанщика. От него пахло, надо поменять ему пеленку. Она отнесла его в спальню, положила на кровать рядом с сумкой и взялась пеленать. У нее оставалась всего лишь одна пеленка. Придется выйти и где-нибудь найти упаковку памперсов. Перепеленав Барабанщика, она заметила на письменном столе пишущую машинку. В корзине для бумаг валялся скомканный лист, похожий на белый кулак. Она вытащила его и развернула. На листке было три строки:
"...Меня зовут Эдвард Фордайс, и я убийца. Я совершал убийства во имя свободы много лет назад. Я был бойцом Штормового Фронта, и в ночь на 1 июля 1972 года я родился заново".
Заплакал Барабанщик. Он устал и хотел спать.
Эдвард сказал у Мэри за спиной:
- Издатель говорит, что нужен ударный первый абзац. Чтобы читатель тут же зацепился.
Мэри подняла на него взгляд от скомканного листа. Барабанщик продолжал плакать, и от плача у нее болела голова.
Эдвард отхлебнул пива из бутылки. Глаза его казались темнее, лицо застыло от напряжения.
- Они говорят, что им нужно побольше крови, побольше действия. Говорят, что книга может стать бестселлером.
Мэри снова смяла лист в тугой шарик и стиснула его в кулаке. Барабанщик все плакал.
- Ты не можешь его успокоить? - спросил Эдвард.
Убийца пробудился. Она почувствовала, как это шевельнулось в ней тяжелой тенью. Эдвард пишет книгу о Штормовом Фронте. Пишет книгу, которая все расскажет трахающему мозги государству. Собирается разбрызгать кровь, пот и слезы Штормового Фронта по макулатурным страницам, и их будут лизать шакалы.
"Встреча одноклассников, - сказал он. - Наверное, мне стало любопытно".
Нет, не затем дал Эдвард Фордайс объявление в газетах и журналах.
- Ты хотел найти остальных, - сказала она, - чтобы мы помогли тебе писать эту книгу?
- Основные факты. Я хочу, чтобы эта книга стала историей Штормового Фронта, а сам я еще много чего не знаю.
Рука Мэри нырнула в сумочку и вернулась с "магнумом", и Мэри навела ствол на него - чужака, одетого в цвета врага.
- Положи это, Мэри. Ты не хочешь меня убивать.
- Я разнесу твою поганую башку! - заорала она. - У тебя не выйдет сделать из нас проституток! Не выйдет!
- Мы всегда были проститутками. Для подпольной прессы и демагогов. Мы делали то, что они мечтали сделать, и что мы за это получили? Ты превратилась в животное, а я - сорокатрехлетнюю развалину. - Он отпил пива, но глаза его не отрывались от пистолета. - Несколько лет назад я был биржевым брокером, сказал он с горькой улыбкой. - Зарабатывал сто тысяч в год и жил в Верхнем Ист-сайде. Быстрый взлет. У меня был "мерседес", жена и сын. Потом рынок рухнул, и я смотрел, как все оно разлетается на куски. Как в ту ночь в Линдене и даже еще хуже, потому что разлетался дом, который построил я. И я не мог этого остановить. Не мог. И полетел штопором туда, где и сижу сейчас. Так куда же мне отсюда деваться? Мне теперь до конца моей жизни торчать бухгалтером в "Си Кинг" и окончить свои дни в богадельне в Джерси? Или же мне сделать ставку на то, что издатель заинтересуется историей Штормового Фронта? Все это давно история, Мэри. Древняя история. Но.., кровь и кости продают книги, а ты знаешь, Мэри, как мы шли с тобой вместе по крови и костям. Так в чем я не прав, Мэри? Скажи, в чем?
Она не могла думать. Крик Барабанщика становился громче, ему что-то было нужно. В мозгу Мэри крутились механизмы, утратившие свою цель. Нажать на спуск, и в расход его. Все оказалось ложью. Здесь нет Лорда Джека, он не возьмет своего сына. Эта тварь в одежде врага изрыгает желчь и серу, но факт остается фактом: в ту давнюю ночь огня и боли он спас ей жизнь.
Только это не давало ей его убить.
- У меня есть агент, - продолжал Эдвард, - крепко смыслящий в этом деле. Он организовал мне контракт на план книги. Рукопись надо сдать в конце августа.
Мэри держала пистолет наведенным на него, а Барабанщик завывал.
- Я не хочу, чтобы это был рассказ только про меня. Я хочу, чтобы это было про всех нас. Про всех, кто умер, и про всех, кто выжил. Ну, теперь ты видишь?
- Я вижу предателя, - сказала Мэри, - который заслуживает казни.
- А, фигня! Брось эту мелодраму, Мэри! Это реальный мир долларов и центов. - Он стукнул бутылкой по столу, и пиво выплеснулось. - Если мы можем заработать на том, через что прошли, так почему нет? Все прибыли мы с тобой разделим, без проблем.
- Прибыли, - сказала она, будто пробуя на язык что-то омерзительное.
- О Господи! Ты можешь заткнуть этого короеда? Эдвард направился к Барабанщику. Мэри остановила его, приставив к виску дуло "магнума" и схватив за узел красного галстука. Она скрутила галстук, и лицо Эдварда налилось кровью.
- Не... - он ловил ртом воздух... - не.., задуши...
Дзззынннь!
"Телефон", - решила Мэри. И снова:
Дзззынннь!
- Это..: в дверь... - выдавил из себя Эдвард. - Внизу. Кто-то.., хочет войти...
- Кого ты ждешь?
- Н-н.., никого. Слушай, Мэри.., ты меня душишь... Брось... Прекрати... О'кей?
Дзззынннь!
Она поглядела в его неестественно голубые глаза и пятнистое лицо.
"Маленький, - подумала она. - Маленький человечек, который сдался и дал закомпостировать себе мозги. Его надо пожалеть".
Она не хочет его убивать. Пока не хочет. Барабанщик плачет, и кто-то хочет войти.
Она отпустила галстук, и Эдвард судорожно вдохнул и неудержимо закашлялся.
Мэри всунула в рот Барабанщику пустышку. Его глаза смотрели сердито, и по щекам катились большие слезы. Он выглядел так, как она себя чувствовала. Она сменила ему пеленку; пистолет лежал рядом с ним на кровати.
В передней Эдвард последний раз надрывно кашлянул и нажал кнопку домофона.
- Да?
Ответа не было.
- Кто там? Молчание.
Он отпустил кнопку.
"Соседские ребятишки шалят", - решил он. А через секунду:
Дзззынннь! Он опять нажал кнопку.
- Эй, слушайте! Если хотите играть, идите играть на середине ули...
- Эдвард Ламберт? Женский голос. Нервозный.