Во мне всё сильнее кипела ненависть, и диким необузданным танцем вспышек пламени огня разгоралось презрение, ещё большее, чем то, с каким смотрел на меня старик, когда поглядывал на тело. Я смог лишь приподняться, усесться на столе, оглядывая комнату, неприятную, холодную, с бледно-зелёными «больничными» стенами, которые здесь обустроил этот Уэст.
Дверной проём был в правой стене вдали над массивными ступенями старой кладки ухоженной каменной лестницы, куда слегка попятились оба мужчины в белых халатах, с неподдельным ужасом смотря на меня. Пока третий, действительно тучный и с густыми «моржовыми» усами, господин в чёрном пиджаке, с окаймлявшими округлую лысую голову светлыми небольшими кудрями, вытаращив глаза, дышал через белёсый шёлковый платок, зажатый вспотевшими толстыми пальцами левой руки.
И я тоже уставился на себя. Увидел свои мёртвые ноги, практически лишённые кожи везде, кроме пальцев. Я видел, как двигаются кости при движении, как сжимаются мышцы мёртвого тёмного мяса явно чужих мужских ног вместо моих собственных. Тело, доставшееся мне, было намного толще моего истинного, с изрядным жиром на животе, оттого то я просто не соображал, как управляться с такими пропорциями, руки были скреплены каждая из двух частей, а на месте локтя какие-то металлические штифты с шарообразным креплением, словно локтевые суставы обоих тел были повреждены.
И самым кошмарным, окончательно добившим всё моё естество, погасивший последний тонкий луч надежды, было снизошедшее откровение от вида правой руки… Женская, такая знакомая, с этим рыжеватым лаком и выведенными цветами лилий, которые она делала сама… С тем самым кольцом, что я подарил ей в машине после ссоры, когда мы ехали вместе, чтобы подать документы о бракосочетании…
Такого, казалось бы, не может быть, чтобы человек уже был мёртв, а потом умер снова. Но я это пережил. Безграничная уже душевная, но почти физическая боль от утраты самого дорогого, самого ценного и любимого человека, единственного, кем я дорожил, кому доверял и с кем желал пройти по пути судьбы рука об руку, буквально уничтожала меня, раздирая на все составные части, отбрасывая напрочь желание жить дальше и внушая лишь звериное неистовство в почти утраченный рассудок.
Сердце чернело и увядало, как иссыхающий цветочный бутон, покрывалось пронизывающей ледяной коркой и оборвалось, как гибнет павшая бесполезная марионетка на обрезанных ниточках, падая в гулкий тоннель безобразной тоски и, разбиваясь вдребезги о беспощадное каменное дно, разлеталось изнутри на мириады ранящих кусочков, не оставляя более ни следа человечности.
Это был настоящий ночной кошмар наяву, я чувствовал свои органы и в то же время ощущал их чужеродность. Половина из них шевелились словно сами по себе, не торопясь принимать единый организм под управлением моего разума. Я буквально слышал страдальческие стоны, преисполненные вопиющим страхом визги и потусторонние замогильные крики их владельцев. Они вавилонской какофонией затуманивали мой разум невыносимым гулом и воплем отчаяния, доносясь хладным погребальным перезвоном колоколов с того света вместе с некромантическим ветром тлена и гниения, так и не настигшим меня мерзостным дыханием безжалостной смерти. Их потерянные души не признавали частичного воскрешения конечностей. А сам я был каким-то жутким произведением извращённого медицинского искусства.
Я – мозаика, я – существо, сложенное из нескольких человеческих частей. Я набор чужеродных органов в искусственном сплетении… Просто узорчатый мясной витраж, сшитое металлическими стежками лоскутное одеяло, безобразный и противоестественный конструктор из конечностей трупов! Кошмарное создание… Зачем они сделали меня? Зачем я жив? Зачем очнулся? Что же со мной сотворили!
Простое человеческое нежелание умирать сейчас было в сто раз слабее отвращения к самому себе, будучи каким-то гибридом мёртвых тел. Было понятно, откуда вдруг всплывали ложные воспоминания среди собственных – игры в карты, девичники, драка с байкерами в бильярдной, всё было не моим, но сливалось воедино теперь внутри такого невероятного рукотворного монстра. Что можно сделать, будучи таким? Замученный этим воем страдальческих голосов в своей голове… Ни любви, ни семьи, ни карьеры… Что за тварь я буду видеть, отражаясь в зеркале? Нет-нет… это всё какой-то кошмарный сон! Ошибка природы, нелепый рукотворный голем, сотворённый маньяком, неспособный более никогда почувствовать ни ласки, ни тепла. Закат искажённой изодранной личности, чей путь лишь принять свою сущность чудовища и терзать, пожирать людей, как этот доктор, которые такого заслуживают, дабы более не было рождено в этом мире ничего подобного!