- Заманчиво. Деньги, конечно, не большие, но...
- Да ты, говорю, не смотри на это! - перебил меня Pavlin. - Со временем твоя зарплата увеличится, если ты себя нормально зарекомендуешь.
- Ты думаешь?
- Да я больше, чем уверен!
- Хорошо, я подумаю. Но просто меня тут один паренёк, с кем мы в Академии вместе учились, к себе на стройку мастером сосватал, и я в принципе уже дал ему своё согласие... Всё-таки, понимаешь, это ведь моя непосредственная специальность... В общем, я подумаю, о’кей? А пока поведай-ка мне, как поживает наш неутомимый Митич-Агафон и Гру. - И я наполнил наши рюмки по новой.
- Да я, честно говоря, даже забыл когда с ними виделся последний раз... А! На новоселье у Митича! Месяца полтора назад.
- Ну и как оно?
- Да всё как обычно! Митич по быстренькому нажрался и стал нести какую-то ахинею. Сначала на меня что-то всё наезжал, и я ушёл на кухню пить с Иркой чай, а потом он из-за чего-то там с Гру посрался, - я даже не вдавался в детали, - и в итоге мы с Гру и Вавой пошли в кабак, где Гру заблевал Однорукого Бандита, а Вава чуть было не сцепился с какими-то скин-хэдами, но потом они нашли общий язык на почве «дудок» и Вава остался с ними бухать, а я повёл Гру домой. Утром очнулся - ни денег, ни трубы. Занял у Гру чирик на метро и поехал к себе.
- Короче, хоть Митича и не было с вами в том кабаке, но дух его очевидно там присутствовал, - со смехом подвёл я черту под рассказом Pavlina.
- Да, наверно. А! У Митича же Ирка беременна! Тебе Вава не говорил?
- Нет. Надеюсь от него? - Я почувствовал в своём вопросе злость, только после того, как он уже сорвался с моих уст, и тут же вымел её из своего сердца поганой метлой. - Значит вскорости можно ожидать появление на свет маленького Пупса?
(Прозвища Пупс и Агафон намертво прилипли к Митичу незадолго до того памятного дня рождения Pavlina, на котором Митич, низведённый алкоголем до скотского состояния, публично поносил меня последними словами, после чего я поставил на нашей с ним дружбе крест, ибо простить его без покаяния я не мог, а он считал, что каяться ему не в чем, так как всё сказанное им в мой адрес, мною заслужено.)
- Ну, не так чтобы вскорости. Как я понял, Ирка тогда была на первом месяце, значит рожать она будет где-то в начале следующего года. А! Мне понравилось, как Вава на этот счёт выразился. Мы уже когда в кабаке сидели, то прикалывались, как родиться у Митича мальчик и он назовёт его Агафоном, а Вава возьми да ляпни, что родиться не мальчик, а банка Балтики тройки. Ха-ха. Жёстко, конечно, но доля истины в шутке Вавы есть. А вообще, мне, честно говоря, Ирку жалко. Просто по ней видно, что даже её уже затрахало это постоянное Митькино синячество; а он ведь, я уверен, будет продолжать в том же духе и после рождения ребёнка. Он просто не сможет, да и не захочет останавливаться. Ему уже физически необходимо принять вечером пару бутылок пива на грудь. Дай Бог, конечно, чтобы я ошибался, но мне лично кажется, что Митич погряз в своём футбольно-пивном болоте по самые уши, и самое страшное заключается в том, - Pavlin навалился грудью на стол, подавшись ко мне всем корпусом, и жарким шёпотом, словно разглашая страшную тайну, закончил: - что ему это нравится.
По началу, слушая Pavlina, я, к своему стыду, вновь почувствовал, что испытываю какое-то недостойное злорадство относительно Митьки, но в итоге оно ушло и на сердце сделалось тягостно от того, в каком свете я увидел своего некогда самого близкого друга.
- И вообще, - вдавливая сигарету в пепельницу, сморщился Pavlin, словно съел что-то кислое, - не хочу я больше об этом говорить.
- Да, - с готовностью поддержал я его, - сменим тему, а то мне как-то тошно на душе от всего этого сделалось. Расскажи лучше, когда твоё имя можно будет увидеть в театральных программках? Давай, - я поднял рюмку с водкой, - вздрогнем за твою удачу на актёрском поприще!
- 3 -
Ты меня на рассвете разбудишь,
проводить необутая выйдешь.
Ты меня никогда не забудешь.
Ты меня никогда не увидишь.
«Сага» А.Вознесенский.
Он ушёл тогда по-английски.
Ночная тьма сменилась предрассветными сумерками и она, как обычно, когда он оставался с ней на её ночное дежурство, разбудила его и позвала пить кофе.
«Вот и всё», - со спокойствием обречённого и смирившегося с неизбежным, подумал он, ещё несколько мгновений после пробуждения оставаясь лежать на диване в крохотной комнате отдыха станции. А потом они пили кофе с конфетами и курили, и он всё не мог решить, правильно ли поступит, исчезнув вот так, не прощаясь. Он боялся, что таким своим уходом причинит ей боль, но разве не будет ей больно, если озвучить сейчас неизбежное - то, что это их последняя встреча? И он отбросил сомнения прочь, сказав сам себе: «Нет, пусть она не будет этого сознавать сейчас, ибо сознавать это - мука».