Я посмотрел на пол. Мозаичные плитки были приподняты и расколоты кустом, протиснувшимся между ними. Я подсунул под одну плитку большой палец и потянул вверх — она отделилась от пола и осталась у меня в руке. Известковый раствор рассыпался в пыль, превратившись на мокром полу в серую жижу.
Я снял еще полдюжины плиток, выбирая те, что держались похуже. Такие плитки должны были находиться ближе к основанию куста, и я поцарапал руки, подлезая под ветки, чтобы достать их. Возможно, это была пустая затея и напрасная трата времени, но ведь и вся наша экспедиция была такой же, так какое значение могли иметь еще несколько мгновений, потраченных впустую?
И тут я понял, зачем мальчик рисковал, придя сюда. Черная плитка, составлявшая часть полоски на боку тигра, легко подалась, и, просунув палец в пустое пространство под ней, я нащупал холодную поверхность полированного металла. Это оказалось золотое кольцо с красным камнем, видимо гранатом. Золото слегка потускнело от пребывания под землей, а по камню змеилась извилистая черная трещина. Вокруг камня по оправе шла корявая надпись, выполненная латиницей.
— Командир просил передать, что завтрак готов.
Я повернулся к Элрику.
— Скажи Сигурду, что я кое-что нашел. Пусть он пришлет сюда мальчика и переводчика.
Едва я успел вымыть руки в лужице и подолом туники вытереть грязь с кольца, как ко мне доставили Фому. У него был чрезвычайно хмурый вид, повязки на ногах почернели от грязи.
— Спроси у него, что он делал здесь этой ночью, — обратился я к отцу Григорию. — Он и в самом деле думал, что сможет убежать от нас?
— Он говорит, что вышел справить нужду.
— И был настолько стыдлив, что не посмел облегчиться возле хлева и направился под проливным дождем к дому? — Я покачал головой. — Спроси, не это ли он разыскивал?
При этих словах я разжал руку с перстнем, не сводя глаз с Фомы. Возможно, он многому научился в городских трущобах, но все же не смог скрыть удивления.
— Где ты его нашел? — поинтересовался священник.
— Под камнем. Что здесь написано? Маленький священник взял кольцо в руки и прищурился.
— «Святой Ремигий, наставь меня на праведный путь», — перевел он.
Мне никогда прежде не доводилось слышать о таком святом, но я тут же понял назначение этой безделушки. Это был паломнический перстень, подобный тем, что во множестве продаются возле храмов с мощами святых. Я вспомнил, что родители мальчика были паломниками. Наверное, это их кольцо?
— Спроси, это колечко принадлежало его матери?
Фома покраснел и сердито заговорил о чем-то.
Я вертел кольцо в руках, ожидая, пока отец Григорий будет готов перевести.
— Он говорит, что это его кольцо. Монах носил его на шнурке на шее. Однажды ночью Фома перерезал шнурок и спрятал кольцо. Хватившись его, монах пришел в неистовство и везде искал его, однако вскоре решил, что оно просто-напросто потерялось. Забрать же его из тайника мальчик уже не успел. — Священник откашлялся. — Фома говорит, что вспомнил о кольце среди ночи и пришел забрать его, чтобы отдать тебе.
Какая признательность!
— Скажи, что я ему не верю.
Фома ответил всего несколькими словами, перевод которых почему-то вызвал у отца Григория серьезные затруднения.
— Он сказал, что ты… Короче говоря, он настаивает на своем.
— То есть я должен думать, что утром он взял да и отдал бы мне кольцо? — спросил я, подняв брови. — От краденого так легко не отказываются.
Священник перевел мои слова, но на застывшем лице мальчишки ничего не отразилось.
— Каковы бы ни были его намерения, — продолжил я, — скажи ему, что, попытавшись убежать от нас под покровом ночи, он не улучшил своего положения. Кстати, его ранам тоже вряд ли полезно, что он заляпал их грязью. — Я покосился на его жалкую одежонку и перепачканные повязки. — Тут в саду, кажется, есть родник. Надо омыть его раны.
Мы — Элрик, священник, Фома и я — обогнули дом и спустились но полуразрушенной лесенке к обнесенному стеной заброшенному саду. В центре его находился низкий цоколь, от которого отходил петляющий между деревьями каменный желоб, некогда подводивший воду к резервуару под домом. Сейчас желоб был разрушен, и там, где вода уходила в землю, образовалось маленькое болотце. Но родник жил, и вода даже переливалась через поросший мхом край желоба.
Я омыл раны Фомы, вытер их полой плаща и стал накладывать на них новую повязку из запасов Анны, когда мальчик неожиданно заговорил.