– Йозеф? Это ты? – обратился к нему женский голос.
– Да… я, – неуверенно откликнулся он.
– Слава Богу! – облегченно сказала девушка и вышла на свет. Спираль электрической лампы отразилась в её зеленых глазах.
– Кейт! Что же ты пугаешь меня?
– Это ты меня напугал!
– Я? – удивился Йозеф, – пришел, как обычно.
– Ты явился весь ряженный! Все мальчишки переодеваются в форму там, в подвале! Еще и на час раньше пришел. Я уже думала, накрыли наш клуб!
– Как это раньше разве… – он задумался, еще раз перебирая в памяти последний разговор с Киппом, когда оба были пьяны. «Может и напутал», – подумал Йозеф, но не признался в этом Кейт.
– Ну а ты что здесь делаешь, на час раньше то? – нервно спросил он.
– Я иногда так прихожу, – ответила Кейт, – обычно с другими девчонками, прибрать весь этот бардак что вы, мальчишки, постоянно оставляете. Но сегодня никто кроме меня не смог, – сказала она и исподлобья посмотрела на Йозефа.
– Ну… давай я помогу.
Кейт улыбнулась. Она достала ключ и открыла дверь. В темноте девушка нащупала выключатель, найти который можно, только если о нем знаешь. Разбросанные пустые бутылки и пятна пролитого вина были немыми свидетельством прошедшего ураганом кутежа. Сейчас Йозеф уже не мог и вспомнить, как они могли так насвинячить, и словно то были другие люди, он тяжелым вздохом осудил беспорядок. В одну из труб был врезан кран, капавший в тишине нагоняя жути. Кейт повернула вентиль, и кран завыл подобно волынке. Меняя напор, менялась тональность, и Йозеф подумал, что она издевается, но Кейт просто мочила тряпку.
– Это вино было слишком сладким! – бормотала пытаясь оттереть красное пятно.
– А почему Рупперт тебе не помогает?
– Не смеши меня… – ответила Кейт, – его и в нашем доме не заставишь, что-нибудь сделать, а еще тут…
– Так вы живете вместе? – спросил Йозеф, на самом деле не желая знать ответа.
– Конечно! Давно уже, – она рассмеялась и, бросив тряпку, пошла к патефону.
– Сейчас ты поймешь, ради чего я прихожу сюда раньше и занимаюсь этой дурацкой уборкой, – Кейт перебрала десяток пластинок и вынула одну. Она схватилась за ручку патефона, но подумав, сказала, – Может, поможешь девушке?
– Что? В чем?
– Заведи патефон! Знаешь как это утомительно?
Он крутил механизм до тех пор пока пружина не застопорилась. Смахнув со лба пот, Йозеф дал дорогу Кейт с её пластинкой. Она установила иглу, повернула рычажок, и черный диск закружился в незамысловатом танце. Пока слышны были только потрескивания царапин пластинки, и Йозеф вдруг понял, что где-то уже видел этот патефон. Мысли прервал вырвавшийся из глубин устройства звук. Музыка, совсем не похожая на свинг или джаз, да и вообще ни на что из того, что Йозеф когда-либо слышал. За неторопливой мелодией последовал протяжный женский голос. Йозеф не понимал слов.
– Это на русском?
– Польском.
– И ты понимаешь, о чем там поют?
– Уже не так хорошо, как раньше.
– Ты полячка?
– Tak.
– Чего?
– Это означает да. Но я почти забыла родную речь. Даже родители перестали говорить на польском. Хотят стать настоящими немцами, – она фыркнула словно лисичка. – Хочешь потанцевать?
– Я же еще не умею.
– Тут нечего уметь. Это тебе не хитровыделанный свинг. Подойди!
Йозеф взял её за руку и обнял за талию. Они покачивались в медленном танце. Сейчас, Кейт была так близко, он чувствовал тепло её дыхания, запах волос. Но непреодолимая стена по имени Рупперт выстроенная задолго до их знакомства бесконечно отдаляла от него Кейт.
– Кстати, моё настоящее имя Катажина, – шептала она, прижав сильнее мальчишку, кровь которого приближалась к точке кипения.
– Это как Кейт, только на польском? – робко спросил он.
– Tak.
«Что она делает? – думал Йозеф, – ей мало одного парня или я слишком бурно это воспринимаю? Кто же я для неё?» – но спросить, он не решался, ибо сейчас больше всего на свете боялся выпустить Катажину из объятий.