– Это не мне.
– А кому же тогда?
– А вы не знаете? – спросил Мозес.
– А почему я это должен знать?
– Ну, может быть, вы догадываетесь? Может быть, какому-нибудь сумасшедшему, у которого не все везде в порядке? – предположил Мозес.
– Оно и видно, – и Эфраим едва успел отклониться от хлестнувшей воздух ветки.
– Вы что, и вправду не знаете? – спросил Мозес.
– Не знаю и не хочу знать, – отрезал Эфраим.
– Да, – сказал, Мозес, следуя одному ему известному ходу мысли. – Я замечал, что это нравится далеко не всем. Многие, конечно, предпочитают распаляться, но это, как говорится, кому что нравится… Видите теперь, насколько это ближе?
Белая стена проходной и в самом деле должна была быть где-то в двух шагах.
– Не вижу, – сказал Эфраим. – Куда теперь?
– Сейчас, – Мозес остановился и присел, чтобы выбрать правильное направление.
– Да вот же он, выход, – и Эфраим показал на просвет в кустарнике.
– Вот видите. Совсем рядом.
– До свидания, – сказал Эфраим и пошел в сторону выхода. Мозес посмотрел ему вслед и улыбнулся.
– А, черт, – сказал Эфраим, остановившись. – Тут сплошная сетка. Сплошная сетка.
– Не сплошная. Совсем не сплошная. Вот, глядите.
Мозес взялся за край сетки в том месте, где она прилегала к столбу, и легко отогнул ее в сторону. Затем, пропустив вперед Эфраима, пролез вслед за ним.
– Короткий путь, – сказал Эфраим с явным отвращением.
Мозес улыбнулся.
Перед ними, до самых стен проходной, лежал аккуратно подстриженный газон.
– Значит, в среду, – сказал Эфраим.
Внезапно лицо Мозеса изменилось.
– Бегите, – он резко махнул рукой в сторону проходной.
– Что? – не понял Эфраим.
– Бегите! – закричал Мозес. – Да бегите же, бегите!
В этот момент с легким шелестом над газоном поднялись прозрачные струи воды.
– О, Господи, – охнул Эфраим. – Господи…
Придерживая рукой шляпу, он припустился по газону, уворачиваясь от водяных струй и перепрыгивая через клумбы и камни.
– Каков, – покачал головой Мозес, проводив его взглядом. Затем он вернулся тем же путем назад, вошел через центральный вход в клинику, но отправился отсюда не к себе, а прошел через хозяйственную часть и прачечную, – где булькало и шипело в котлах белье, и где на него никто не обратил внимания из-за клубящегося пара. Оттуда он вышел на хозяйственный двор, где среди прочего стояли два железных контейнера для мусора. Открыв крышку одного из них, Мозес расстегнул сумку Эфраима и с видимым удовольствием вытряс все ее содержимое в ящик.
С легким шелестом брошюры усыпали дно ящика. Уже закрывая крышку, он отметил, что все брошюрки легли лицом вверх, так что, пожалуй, всякий, кто захотел бы заглянуть сюда, должен был бы, прежде всего, прочесть написанное, а именно: «Будьте верны заветам отцов ваших».
– Отцов ваших, Мозес. Будь верен заветам отцов твоих, дурачок.
Не оставалось никакого сомнения, что то же с неизбежностью повторится и в следующую среду.
– Если на то будет воля Всемилостивого, – сказал Мозес в пустоту, посмотрев на висевшие в вестибюле часы, которые показывали без четверти двенадцать, так что до обеда еще оставалась куча времени.
Вернувшись к себе, он прилег на кровать и раскрыл брошюрку Эфраима.
«Эта скромная брошюра, – прочитал он, – призвана дать первоначальную информацию о формах и методах миссионерской работы, чтобы наши братья-евреи из-за непонимания и недостатка знаний не попали в сети христианских ловцов душ».
– Ловцов душ, Мозес. Этих выходцев из Преисподней с добрыми глазами.
«Иудео-христиан отличает от крестоносцев, которые сжигали евреев в синагогах, лишь приемы работы. Новые формы миссионерской деятельности, ведущие, однако, к той же цели – уничтожению еврейского народа, – применяются весьма изощренно. Миссионеры пользуются неблагополучием и страданиями людей, их безденежьем, семейными осложнениями и так далее».
И так далее, Мозес. И так далее, и так далее. До тех пор, пока все мерзости иудо-христиан ни будут облечены и преданы позорному забвению.
«Чем больше побед одерживают миссионеры, тем больше размер денежных дотаций, которые они получают от христианских церквей разных стран мира. Эти деньги – награда за преступную деятельность по отвращению евреев от своей веры, от своего народа. Эта плата за их усилия уничтожить еврейский народ».
«Наглость миссионеров нередко переходит все границы даже внешнего приличия, о чем свидетельствуют, например, действия выкреста из Иерусалима, явившегося в один из центров абсорбции. С помощью громкоговорителя, установленного на его машине, он во все горло начал читать христианские проповеди. И лишь после вмешательства представителя организации «Яд леахим» миссионерский громкоговоритель замолчал».