Поднявшись в номер, Донован сел на постель и стал ждать.
Он знал, что она придет.
Я молил Бога, чтобы она пришла.
Напряжение, не отпускавшее меня все последние дни, становилось невыносимым. Мне хотелось кричать, плакать, биться в истерике. Я крепился из последних сил. Нужно было сосредоточиться, чтобы сообщить ей о случившемся со мной.
В дверь постучали.
— Войдите, — сказал Донован.
Дженис вошла в комнату и внимательно посмотрела на него.
Я надеялся на ее интуицию. Она не могла не почувствовать, что перед ней сидит не Патрик Кори, а Уоррен Горас Донован!
— Патрик, — мягко, но как-то не совсем уверенно произнесла она.
Ее зрачки были расширены — как у человека, всматривающегося в темноту, — но я не мог понять, что происходило за ними, у нее в голове.
Она стояла неподвижно. Мне показалось, что ей было страшно, но я верил в ее мужество. Дженис никогда не отступала. И главное — она не боялась страха.
Ее решимость придавала ей какой-то высокомерный вид. На Донована она смотрела пристально, как будто впивалась в него глазами.
— Чего тебе? — грубо спросил Донован.
В этот миг я понял, скорее даже почувствовал: мозг испуган. Он избегал этой встречи — не хотел вступать в поединок с равным противником!
Она могла лишь смутно догадываться о причинах тех странных перемен, которые произошли с моим телом, — но знала, какое влияние оказывал на меня мозг Донована. Сопоставив эти два факта, она бы все поняла. Она всегда была проницательной женщиной.
Я взывал к ней. Я пытался докричаться до нее — сказать, что в письменном столе лежит журнал наблюдений за Донованом. Жена медика, она должна была вспомнить о нем. Вспомнить, а потом прочитать и сообразить, как уничтожить чудовище, выползшее на свет из стеклянного сосуда в моей лаборатории.
Я кричал изо всех сил, но знал, что она меня не слышит. Я уповал на ее интуицию.
— Чего ты хочешь? — повторил Донован.
Она вдруг улыбнулась.
— Побыть немного с тобой. Я приехала, чтобы помочь тебе.
— Лучше скажи — чтобы шпионить за мной, — огрызнулся Донован. — Ты мне не нужна. Поезжай домой, к матери — или куда угодно, только оставь меня в покое.
Эти слова он произнес без всякого выражения — как люди, страдающие от какой-то мучительной болезни. Прислушавшись к его голосу, она подошла ближе.
— Тебе больно, — сказал она.
Донован вскочил с постели и с угрожающим видом двинулся ей навстречу.
— А ну, пошла отсюда! — заорал он. — Вон! Ты меня слышишь?
Она продолжала смотреть ему прямо в глаза — будто хотела увидеть то, что было скрыто за ними.
Донован не выдержал ее взгляда и отступил.
— Убирайся вон! — хрипло повторил он.
Дженис повернулась и вышла из комнаты.
Внезапно я успокоился.
Теперь у меня не было никаких сомнений. Я знал: Дженис все поняла. Мы слишком долго жили вдвоем — без друзей, без знакомых — и она хорошо изучила мой характер. Бывали случаи, когда она угадывала мои мысли раньше, чем я сам осознавал их.
Сейчас я мог положиться на нее. Пусть мы жили не лучшим образом — иногда между людьми существует связь, незримо поддерживающая каждого из них. Эти люди могут не любить или даже ненавидеть друг друга, но их души все равно связаны одной нитью. Эта нить не зависит ни от пространства, разлучающего их, ни от времени, влекущего их к смерти. Она и после смерти продолжает соединять их — хотя и не здесь, не на земле.
Иногда люди даже не подозревают о том, как крепко они связаны друг с другом. Лишь в минуту величайшей опасности у них открываются глаза — они прозревают, а вместе с тем и обретают силы, о которых прежде не имели ни малейшего представления.
Донован снова сел на постель, извлек из кармана бутылку джина и со вздохом откупорил ее. Затем принялся пить — прямо из горла, почти не переводя дыхания. Он хотел забыться, заглушить спиртным свою фантомную боль в почках.
Не отрывая горлышка бутылки ото рта, он встал и запер дверь.
Если бы он напился, я получил бы свободу! Тогда я смог бы позвать Дженис — или кого-нибудь, кто помог бы мне!
Но тут я вдруг почувствовал, что пьянею я, а не Донован! Он жил в моем теле, но нервные окончания и рецепторы моего желудка влияли на мой мозг, а не на его! И в результате спиртное действовало не на Донована, а на меня!
Меня затошнило, комната поплыла куда-то в сторону.
Донован продолжал опорожнять бутылку.
В прошлые годы я не выпивал больше одной-двух рюмок легкого вина — алкоголь мешает сосредоточиться, а мне нужно было работать. Поэтому сейчас я чувствовал, что с непривычки теряю сознание. Вернулись страхи. Я снова усомнился в том, что Дженис правильно оценила ситуацию.
Донован допил джин, поставил бутылку на пол и стал ждать эффекта, который должен был последовать за принятием столь обильной дозы спиртного. Я смутно чувствовал его нарастающее удивление — он не понимал, почему все еще оставался трезвым.
Затем мое сознание отключилось.
Не знаю, сколько длилось это забвение, но пробудило меня какое-то внезапное предчувствие приближающейся смерти.
Я приподнялся на локте — мое тело вновь подчинялось мне!
Впервые за прошедшие дни я мог шевелить руками и ногами. В этот миг я ощутил себя человеком, уже приговоренным к смертной казни и вдруг обнаружившим, что двери его камеры открыты, а охранники исчезли.
Я спустил ноги с постели. Встать не было сил — хмель еще не прошел, комната по-прежнему плыла у меня перед глазами.
Я осторожно слез на пол и пополз к двери. Нужно было позвать Дженис, пока не вернулся Донован.
Но мои мускулы плохо слушались меня. Алкоголь ослабил их настолько, что я несколько раз останавливался, пока наконец не распластался на мягком ковре. Судя по запаху, он недавно побывал в дезинфекционной обработке.
Лежа на этом ковре, я помнил только то, что должен ползти. Я уже забыл — зачем. Чувство смертельной опасности осталось, но тело как будто прилипло к ковру.
Я снова был пойман в ловушку. Донован вернулся.
Позже, когда мое тело лежало в постели, на столике зазвонил телефон. За окном было темно.
Донован включил ночник и снял трубку.
Звонил Шратт.
— Патрик? — испуганным голосом спросил он.
Донован не ответил, и Шратт повторил свой вопрос.
— Да, — произнес Донован таким тоном, словно заранее знал, что скажет Шратт.
— Полчаса назад какой-то мужчина ворвался в лабораторию! — закричал Шратт. — Он пытался что-то сделать с мозгом. Я лежал в постели и услышал его крики о помощи!
Шратт замолчал — видимо, переводил дух.
— Да, — повторил Донован.
Он не спрашивал, а просто подтверждал услышанное.
— Он мертв, — хрипло произнес Шратт. — Свалился замертво, едва прикоснувшись к сосуду с мозгом. Когда я вошел, он уже не шевелился.
— Да, — снова, все так же безразлично повторил Донован.
Шратт закричал — громче, чем прежде:
— Это мозг убил его! У него остановилось сердце — будто закупорились коронарные артерии. Как это могло случиться? Неужели он получил какой-то телепатический сигнал? Но ведь это невозможно! Невозможно!
На какой-то миг слова Шратта перестали доходить до меня. Объятый ужасом, я думал только об одном: если мозг способен убивать на расстоянии, никто не сможет устоять перед ним!
Донован продолжал молча сжимать трубку.
— Вы меня слышите?
Я снова различил голос Шратта.
— Да.
— Кто он такой, этот мужчина? Как ему удалось проведать о мозге? Почему он ворвался в дом? Я выяснил его имя. У него при себе было водительское удостоверение… Знаете, как его зовут?..
— Звали! Его звали Йокум, — нетерпеливо перебил Донован. — Забудьте о нем. Он был всего лишь дешевым газетчиком. Его смерть меня не огорчает — он вечно совал нос, куда не надо.
— Что вы сказали? — не веря своим ушам, спросил Шратт.
— Отправьте его в морг. Рано или поздно он бы все равно там оказался.