Ты имеешь в виду промывку мозгов?
Промывка мозгов осталась в пятидесятых годах. Ну, о чем с вами говорить? Короче, мне сделали вполне реальное предложение — розыгрышем там и не пахло. Меня просто хотели взять под контроль. Позже я узнал, что это придумал Персик.
Персик?
Так прозвал его президент. Главу своей предвыборной кампании. Поговаривали, что он — мозг президента. Я тогда подумал: сколько там еще остается секретов, которые будут дозированно выдаваться общественности?
Персик.
А иногда Сливка — что уж там лучше подходило лысому.
Понятно.
И вскоре до меня дошло: никого, и в первую очередь президента, не волновало, справлюсь ли я с порученным делом. Меня приберегали для следующих выборов. Нападет на мой след какой-нибудь репортер — и я заговорю о наших студенческих эскападах, которых было немало. Взять хотя бы случай с горелкой Бунзена. До сих пор я не распространялся насчет своего знаменитого приятеля, но где гарантия, что теперь у меня не развяжется язык? Я всплыл откуда-то из туманного прошлого и стал занозой для предвыборного штаба. От меня потребовали подписку о неразглашении: как сотруднику президентской администрации мне грозил срок за сообщение каких бы то ни было сведений. Изучив эту бумажку, я нашел место для подписи. Я добровольно затыкал себе рот кляпом.
И тем не менее ты согласился.
Мне предлагал эту должность сам президент — как я мог отказаться? [Задумывается.] Нет, вру. Создавалось такое впечатление, будто он вдруг материализовался, будто наши судьбы, изогнувшись дугами — его дуга выпятилась вверх, а моя провисла, ушла вниз, в полусферические глубины, — сложились в идеальную окружность, и мы совпали в пространстве и времени. В этом чувствовалась какая-то неизбежность.
Должен признаться, меня удивляет, что ты никогда об этом не упоминал.
Почему же?
Не каждый может похвалиться, что его бывший сосед по общежитию стал президентом Соединенных Штатов. Да такая история могла бы кормить тебя до скончания века.
Намекаете, что я это выдумал?
Ни в коем случае. Просто удивляюсь, почему ты так долго об этом не заговаривал.
Мне не разорваться, док. Наверное, я не заговаривал об этом потому, что у меня были другие темы, поважнее.
Ладно.
А кроме того, хвастать здесь нечем, правда? Я за него не голосовал и, будь моя воля, никогда не стал бы искать встречи. Он мог бы вообще не фигурировать в наших с вами сессиях, если бы не последствия… последствия… [Задумывается.] Подпустить в разговоре громкое имя — это ведь признак самодовольства, да? Но соседство по общежитию — еще не повод гордиться собой. Вероятно, упомяни я сей факт в самом начале как нечто значимое…
Нет-нет, я тебе верю… ты же — вот он, здесь, передо мной, правда?
Я политически подкован, док. Помимо всего прочего, что было мною сказано, я — гражданин, которому небезразлична история родной страны. Мой сосед по комнате поднялся до нынешних высот не за счет обычных предвыборных методов. Я вижу, куда идет страна в пору его президентства: он выбрал войну, он выбрал антисциентизм. Мне хорошо известно, чего стоят он сам и его когорта. [Задумывается.] Положение тщательно анализировалось. Достаточно было просто читать газеты. Этот взлет можно было предотвратить. Куда смотрела разведка?
Надо понимать, ты возлагаешь вину на него?
Кто я такой, чтобы обвинять других? Но он проявил бесхребетность, безответственность, беспомощность… Я считаю, он заразил федеральный разум апатией. Не зря же говорится: каков президент, таково и государство.
На это следовало обратить внимание раньше, ты так не считаешь?
Я давно поставил крест на оригинальных исследованиях в своей области. Начать хотя бы с гипотезы о существовании некоего правительственного мозга… Мне виделась в этом какая-то перспектива.
Вполне резонно.
Да нет, вы не понимаете. Я носил в бумажнике фотографию Брайони и нашей малышки. Они были сняты на солнце, в парке: Уилла, как на троне, сидела на руках у Брайони, и обе они смотрели на меня, мать и дитя, светловолосые, радостные, заслоняющие собой весь мир…
Ну и?..
Так вот: дав подписку о неразглашении, я возглавил Комиссию по нейробиологии в подвале Белого дома. Намеревался вмешаться в историю, начать действовать. Сделать заявление, которое в конечном счете стало бы для меня последним.
О чем ты, Эндрю?
И решение это я принял в то утро, когда стоял у светофора с газетой и со стаканчиком кофе.
Глава седьмая