Я поворачиваюсь и бегу вверх по лестнице, прочь от нее, прочь от этой вонючей машины, прочь от печальной реальности, что она все еще не обрела счастья. Интересно, сможет ли она когда-нибудь это сделать.
Я захожу в квартиру, а Бреннан сидит на диване со своей гитарой. Он кивает головой в сторону комнаты Риджа. Я открываю дверь в спальню Риджа и вижу, что он лежит поперек кровати на животе, обнимая подушку. Я подхожу к нему, но он спит. Знаю, что у него были долгие сутки, поэтому не бужу его. Пусть отдохнет.
Бреннан сидит за столом и играет песню, которую они с Риджем только что написали. Я иду на кухню и наливаю себе бокал вина. Осталось только на один. Бриджит и я хорошо выпотрошили их тайник. Ридж, вероятно, собирается держать вино в бутылке из-под «Виндекса».
– Сидни?
Я поворачиваюсь к Бреннану, он обнимает свою гитару, положив на нее подбородок.
– Я, по правде говоря, голоден. Можешь сделать мне сэндвич с сыром?
Я смеюсь, как только вопрос слетает с его губ. Но потом я понимаю, что он говорит серьезно.
– Ты просишь меня сделать тебе сэндвич?
– У меня был длинный день, а я не умею готовить. Когда я здесь, Ридж готовит для меня.
– О, боже мой! Сколько тебе лет? Двенадцать?
– Переставь местами цифры и получишь ответ.
Я закатываю глаза и открываю холодильник, чтобы достать сыр.
– Не могу поверить, что делаю тебе сэндвич. Я сейчас разочаровываю каждую женщину, которая когда-либо боролась за равенство полов.
– Преступлением против феминизма считается, только если ты делаешь сэндвич своему парню. Не считается, если это для друга.
– Ну, мы не станем друзьями, если ты думаешь, что можешь просить меня готовить для тебя каждый раз, когда ты навещаешь своего брата.
Бреннан улыбается и поворачивается к своей гитаре. Он начинает наигрывать мелодию, которую я раньше не слышала. Затем начинает петь.
Чеддер, швейцарский, проволоне.
Тут я чувствую себя как дома.
Шлепни этот сыр на хлеб.
Мне нравится, что он засел в моей голове.
Сэндвич с сыром,
Сэндвич с сыром,
Сэндвич с сыром от Сидни.
Блейк. Сидни – это не в Австралии.
Я смеюсь над его впечатляющими импровизационными способностями, хотя это была ужасная песня. Очевидно, он так же талантлив, как и Ридж. Он просто по какой-то причине не использует свой талант.
Он кладет гитару на стол и идет к бару. Хватает бумажное полотенце и кладет его перед собой. Я думаю, что это его предел сервировки для сэндвича.
– У тебя вообще есть проблемы с написанием текстов? Или ты притворяешься, что не можешь писать из-за своего чувства вины?
– За что мне чувствовать себя виноватым? – спрашивает Бреннан, усаживаясь за стойку бара.
– Просто предположение, но я думаю, тебя бесит, что ты родился со способностью слышать, а Ридж – нет, поэтому ты притворяешься, что нуждаешься в нем больше, чем на самом деле. Потому что ты его любишь.
Я переворачиваю жареный сыр. Бреннан отвечает не сразу, так что я знаю, что попала в точку.
– Ридж тоже так думает?
Я смотрю ему прямо в лицо.
– Вряд ли. Я думаю, ему нравится писать для тебя стихи. Я не говорю тебе перестать притворяться, что ты не умеешь писать тексты так же хорошо, как он. Я просто говорю, что понимаю, почему ты это делаешь.
Бреннан облегченно улыбается.
– А ты умная, Сидни. Тебе стоит подумать о том, чтобы заняться чем-то серьезным в жизни, чем просто готовить сэндвичи голодным мужчинам.
Я смеюсь, подхватываю сэндвич лопаткой и выкладываю на бумажное полотенце перед ним.
– Ты совершенно прав. Я увольняюсь.
Он откусывает кусочек как раз, когда открывается входная дверь. Хмурая Бриджит, одетая в униформу «Хутерс», входит с пакетом в руках. Увидев нас на кухне, она кивает, идет в свою комнату и хлопает дверью.
– Она только что кивнула головой тебе? – спрашивает Бреннан. – Удивительно милый жест без среднего пальца. Она что больше не ненавидит тебя?
– Нет. Мы теперь практически лучшие подруги.
Я начинаю убирать на кухне, но Бриджит из ванной выкрикивает мое имя. Бреннан поднимает бровь, беспокоясь за меня. Я иду к ванной и слышу шуршание. Когда открываю дверь, она хватает меня за запястье, затаскивает внутрь и захлопывает дверь. Она поворачивается к стойке и начинает вываливать содержимое сумки в раковину.
Мои глаза расширяются, когда я вижу пять нераспечатанных коробок с тестами на беременность. Бриджит начинает лихорадочно рвать одну и протягивает мне другую.
– Поторопись, – говорит она. – Я должна покончить с этим, пока не сошла с ума!
Она вытаскивает палочку из коробки, а затем хватает другую, чтобы открыть.
– Я думаю, одного достаточно, чтобы понять, беременна ли ты.
Она отрицательно качает головой:
– Я должна быть уверена, что не беременна, иначе год не смогу спать.
Я вскрываю два теста, а она вскрывает третий, затем берет стаканчик для полоскания рта с раковины и ополаскивает его. Она стягивает шорты и садится на унитаз.
– Ты хотя бы прочитала инструкцию? Ты что, должна мочиться в грязный нестерильный стакан?
Она игнорирует меня и начинает писать в стаканчик. Закончив, она ставит его на стойку.
– Окунай их! – требует она.
Я смотрю на ее чашку с мочой и качаю головой:
– Я не хочу этого делать.
Она спускает воду в унитазе, натягивает шорты и отталкивает меня с дороги. Она опускает в чашку все пять палочек сразу и держит их там. Затем она вытаскивает их и кладет на полотенце.
Все это происходит так быстро, что я не уверена, что успела переварить мысль о том, что мы вот-вот узнаем, станет ли Бриджит матерью. Или станет ли Уоррен отцом.
– Кто-нибудь из вас вообще хочет детей? – спрашиваю я.
Бриджит решительно качает головой.
– Ни капельки. Если я беременна, ты можешь взять его себе.
Я этого не хочу. Мое представление об аде – это иметь ребенка, состоящего из частичек Уоррена и Бриджит.
– Бриджит! – кричит Уоррен, как раз перед тем, как захлопывается входная дверь. Бриджит съеживается. Дверь ванной распахивается, и я вдруг чувствую, что не должна здесь больше находиться.
– Ты не можешь написать мне что-то подобное посреди занятий с моей исследовательской группы, а потом игнорировать меня, когда я перезваниваю!
Уоррен... в исследовательской группе? Я смеюсь, и мой смех заставляет их обоих обратить свои взгляды на меня.
– Извините. Я просто не могу представить себе Уоррена в исследовательской группе.
Он закатывает глаза.
– Это обязательный групповой проект. – Он снова переключает свое внимание на Бриджит. – Почему ты думаешь, что беременна? Ты принимаешь таблетки.
– Маринованные огурцы, – говорит она, как будто это все объясняет. – Сегодня вечером я стащила три маринованных огурца с тарелок наших клиентов, а я ненавижу соленые огурцы. Но я могу думать только о соленых огурцах! – она поворачивается к тестам на беременность и берет один из них, но еще недостаточно прошло времени.
– Маринованные огурцы? – ошеломленно говорит Уоррен. – Господи. Я думал, это серьезно. А ты просто жадная до чертовых огурцов.
Уоррен докопался до соленых огурцов, а я – до мысли, что он в исследовательской группе.
– Когда ты выпускаешься? – спрашиваю я его.
– Через два месяца.
– Хорошо, – говорит Бриджит. – Потому что, если я беременна, тебе нужно найти настоящую работу, чтобы растить ребенка.
– Ты не беременна, Бриджит, – говорит Уоррен, закатывая глаза. – Ты всего лишь захотела огурчиков. Ты слишком драматизируешь.
Весь этот разговор заставляет меня удостоверится, что отныне мы с Риджем используем двойную защиту. Я принимаю противозачаточные регулярно, но был раз или два, когда мы не использовали презервативы. Но больше никогда.
Бриджит берет один из тестов на беременность и прижимает руку ко лбу.
– О, черт! – она поворачивается и бросает палочку Уоррену. Она попадает ему в щеку, и он пытается поймать ее на лету.