– Спасибо, что попытался за меня заступиться. Это необычно для современных юношей. – прерванный в столовой разговор с Ладой продолжился после смены девушкой испачканной одежды и окончания моего дежурства на большой перемене. – И знаешь, мне было очень приятно, несмотря на испорченный обед. Но такую мелочь я как-нибудь переживу. А тебя эта стерва могла покалечить. И ей за это, скорее всего, ничего б не было.
– Почему ты беспрекословно подчиняешься и терпишь все её нападки? – не один раз за прошедшую неделю я видел, как староста помыкает дежурившей Ладой.
– Да ты что, она же из такого рода! И виконтесса! А я еле баронессу получила.
– Чего? Какая виконтесса? – озадачился я, и, сделав в памяти зарубку – посмотреть в интернете, чем славится род Опаловых, продолжил: – Да плевать мне, из какого она рода! А что за титулы? Откуда они?
– Ты серьёзно? Об этом все знают! – недоверчиво уставилась на меня Лада.
Поняв по моему виду, что я не шучу, она рассказала, что в конце августа после урегулирования правовых отношений в родах, между родами и родов с государством и последовавшего за ним указа о создании Первой патронатной гимназии, государыня издала ещё один эдикт об утверждении титулов новой магической аристократии. Указ не подразумевал восстановления старого дворянства, тем более, что вводимые звания были ненаследуемыми. Под новым «титулом» понимались словесные формы именования лица и обращения к нему в соответствии с официально подтверждённым этим лицом рангом оперирования эфирной энергией. А чтобы не забивать голову изобретением новых словечек использовали старые дворянские титулы. Чего они без дела простаивают? И в порядке увеличения личной силы её обладательницы появились: баронесса, виконтесса, графиня, маркиза, княгиня. Был ещё один титул – герцогиня, но на сегодняшний день им никого не удостоили, а оставили, так сказать, на вырост, поскольку магов шестого ранга на сегодняшний день пока нет.
– Так что, милостивый сударь, вы имеете честь общаться с моим благородием баронессой Белой Ладой Витальевной. – в конце своего повествования девушка сделала книксен, немного присев, слегка разведя руками зажатые в пальцах краешки короткой юбки и кокетливо склонив свою головку. – Прошу любит и жаловать. Но лучше любить.
Удовлетворив своё любопытство и пообещав всё, что новоявленная баронесса пожелала услышать от магического простолюдина, я, извинившись перед симпатичным благородием, поспешил в свою холостяцкую берлогу. Оставшееся перед третьей парой время и отсутствие в личной комнате посторонних любопытных глаз давали возможность провести спокойный осмотр искорёженного мною ПИКома.
Прибор оказался почему-то мокрым. И пока я искал материал для протирки, то припомнил, что скользким он стал после выплеснувшейся из меня злости на потерявшую все берега старосту. Поэтому и сжал тогда аппарат посильнее, чтобы нечаянно его не уронить. Ну, или не запулить им в виновницу своего неожиданно вспыхнувшего гнева. Сейчас уже точно не скажу. Хотя обе причины вовсе не исключают друг друга.
Пока руки избавлялись от лишней влаги на аппарате, незанятая голова размышляла над довольно странной реакцией моего организма на хоть и сильную, но совсем недолгую вспышку гнева – обычно ладони у меня никогда не потели. Не найдя другой возможной причины обводнения коммуникатора, я плюнул на продолжившийся на холостых оборотах мозговой штурм и сосредоточился на причинённых ПИКому повреждениях.
Первой и единственной ассоциацией, возникшей после внимательного осмотра покорёженного стекла кома, стал кусок хорошо нагретого пластилина, который, став мягким, позволил легко себя сжать. А потом снова застыл, зафиксировав следы воздействовавших не него пальцев – четыре с одной стороны и пятый с противоположной.
Хорошо, что гаджет, потерявший аккуратный внешний вид, не перестал выполнять заложенные в него функции. По крайней мере, всё, что я делал на ПИКоме раньше, работало и сейчас. Раздражали только полукруглые вмятины по краям электронного девайса.
И что дальше? Что делать, чтобы исправить возникшее безобразие? Попытка растянуть коммуникатор до максимально возможного размера, а потом вернуть к первоначальному виду, ничем не помогла. Повторная тоже. Что ещё можно сделать с не разбираемым на составные части аппаратом я не представлял. Поэтому и продолжил исполнение матерных частушек под аккомпанемент одинокого гармониста. А так как ни слушать, ни наблюдать за моим сольным концертом было некому, то в используемых выражениях я не стеснялся.