— Бросай своё оружие, и я приду тебе на помощь самым решительным образом. Даю тебе слово джентльмена из Вирджинии…
Он говорил что-то ещё, но Пеппер уже не слышал.
Он лежал на полу, свернувшись калачиком, изо рта текла слюна, один глаз был открыт и неподвижен, другой закрыт, веко дрожало. Его лицо было бесцветным, искаженным маской мучений.
Пеппера снова начало рвать, голова кружилась немилосердно, а земля и небо уже несколько раз поменялись местами.
Он слышал голоса, и что-то в его мозгу подсказывало ему, что сейчас разворачивается самый худший из всех возможных сценариев. Потом его схватили руки — огромные, мозолистые руки, — и он подумал о великане из сказки.
Потом он почувствовал на себе солнечный свет, головокружение прошло, и он лежал, просто глядя на эти злобные, отвратительные лица. Но он не мог вспомнить, кто они такие и как он оказался рядом с ними.
Тот, что поменьше ростом, произнёс:
— Ну и ну, да это сам маршал Пеппер во плоти. — Он щелкнул языком и ухмыльнулся оскалом зверя, которому самое место в клетке. — Да ты только посмотри на этого бедного, жалкого человека, Лайл! Я совершенно искренне верю, что он болен, что его сразили в самом расцвете его плодотворных лет…
После этого тот, что крупнее, подхватил его и понес куда-то, в то время как меньший все бубнил и бубнил тем певучим голосом, который укутывал Пеппера с головой, как одеяло.
И Пеппер потерял сознание.
* * *
— Ах ты, сукин сын! — пробурчал Партридж. — Да за такое тебе нужно пулю пустить в брюхо. Ты напугал меня до чёртиков!
— А я ведь даже и не старался, — произнёс чужак из шкафа. — По крайней мере, пока.
Партридж сидел на кровати в рубашке; пистолеты лежали неподалёку, но не настолько близко, чтобы он смог ими воспользоваться, если бы незнакомец был врагом, а не другом. Он сидел и смотрел на покрытое шрамами лицо и на эти серые, водянистые глаза, похожие на холодную подливку.
Длинные волосы, которые падали на плечи и свивались там, как спаривающиеся змеи. Их уже коснулась седина, словно поцелуй инея на обугленной земле. И эта клочковатая борода, которая выглядела так, будто в ней могла бы поместиться целая семья белок…
Малыш Кирби. Господь милосердный…
Партридж порылся в кармане пальто в поисках сигареты, но ничего не нашел. Кирби протянул ему сигарету и фляжку с виски. Партридж сделал глоток и закурил, не сводя с гостя глаз.
Он почувствовал, как на его лице расцветает улыбка, словно весенняя оттепель, разрушающая месяцы черного зимнего льда. Партридж не стал сопротивляться. После тюрьмы с каждым днём улыбаться становилось всё легче.
Он выпустил в воздух кольца дыма.
— И какого хрена ты ещё живой?
Кирби рассмеялся и сел на кровать рядом с Партриджем.
— Это так ты приветствуешь старого друга, деревенщина? А где твои манеры, Монстр Гила-Ривер?
Партридж покачал головой.
— Если ты призрак — говори быстро, что хотел, и исчезни, как дурной запах. Если нет… Господь милосердный, да ты не можешь быть живым!
— Но я жив и похотлив, как разгоряченная гончая с двумя членами, деревенщина.
— Как ты меня нашёл?
— Так же, как и любой удачливый охотник за головами — я видел, как ты шел по улицам. Но к тому времени, как я закончил мочиться, ты уже ушел. И я всё равно тебя отыскал, так что всё в порядке.
— Зачем ты пришёл?
— Я пришел, чтобы найти тебя, деревенщина. Ходили слухи, что ты направлялся в этот город.
Чёрт. Если Кирби слышал об этом, то, вероятно, слышали и все остальные. Тот факт, что Партридж до сих пор оставался жив и свободен, был еще одним свидетельством его удачливости.
— При нашей последней встрече твоя лошадь была без седока, — произнёс он.
Кирби запустил грязные пальцы в бороду, и, судя по исходящему от мужчины запаху, вши там водились целыми семьями.
— Это долгая и странная история, друг мой. Когда-нибудь, может быть, у нас будет время поласкать наши члены и обменяться любезностями, но не сейчас. Хотя я должен сказать тебе, чёртов деревенщина, что, безусловно, рад тебе. Да, я так счастлив видеть твое жестокое, убийственное лицо, что готов наделать себе в штаны.
Он наклонил голову к промежности и преувеличенно громко фыркнул.
— Черт, возможно, я уже это сделал. Ты готов помыть мне спинку, деревенщина? Клянусь, от неё несёт не приятнее, чем от дерьма в уборной.
Кирби был прав: вонь от него шла такая, что глаза слезились. Словно он собрал на себе все самые отвратительные запахи этого городка.