Повисла очередная напряженная пауза.
— Я говорил это не тебе, женщина, — на этот раз голос Сабина звучал мягко, нежно.
— Ой, да ладно, — ответил кто-то. Она узнала богатый, нахальный тон светловолосого мужчины с голубыми глазами. — Ты же не серьезно…
— Ты пугаешь ее.
Гвен бросила короткий взгляд через плечо.
— Но она… — начал, было, покрытый татуировками воин.
И опять вмешался Сабин.
— Вам нужны ответы или как? Сказал же — отвернулись!
Тяжелые вздохи, шарканье ног.
— Женщина.
Она медленно повернулась. Все воины выполнили приказ Сабина, демонстрируя ей свои спины.
Сабин распластал на стекле ладонь. Она была громадной, твердой и без шрамов, но испачкана кровью.
— Какие камни?
Она указала на лежащие в ящике рядом с ним. Они были небольшие, размером с кулак, и на каждом был нарисован отличительный символ. Самые примечательные: обезглавливание, лишение конечностей, насаживание на кол и дикий огонь, взбирающийся по подвешенному на дереве телу.
— Хорошо, вот и славно. Но что мне с ними делать?
Буквально задыхаясь от потребности освободиться — близко, как же близко — она жестами пояснила, что надо поместить камень в углубление, как ключ в замок.
— Есть разница какой куда?
Девушка кивнула, затем указала какой именно камень предназначен для каждой двери. Ее обуял ужас от того, что сейчас этими камнями воспользуются, словно ей опять придется стать свидетельницей изнасилования. Вздохнув, она начала царапать слово «ключ» на стекле, когда Сабин ударом кулака разбил крышку ящика с камнями. Для такого понадобилась бы сила десяти смертных — он же не приложил явных усилий.
Несколько порезов украсили его руку от костяшек до запястья. Выступили капли крови, но он смахнул их так, словно они ничего не означали.
О, да. Он определенно был не простым смертным. Не эльфом — его уши очерчены по идеальной окружности. Не вампиром — клыков не наблюдалось. Значит, сирена мужского пола? Его голос был достаточно глубок и богат, достаточно сладостен, да, но уж слишком резок.
— Хватайте камни, — крикнул он, не отводя от нее взгляда.
Воины мгновенно развернулись. Гвен умышленно продолжала смотреть на Сабина, опасаясь, что от вида остальных вернется ее страх.
«Ты держишь себя в руках, все хорошо»
Она не может — и не будет — дергаться. Уже и так слишком много сожалений тяготят ее память.
Почему она не может быть как ее сестры? Храброй и сильной и радоваться тому, кто она? Если бы понадобилось, то они в прямом смысле перегрызли бы себе лапу, чтобы сбежать — и сделали бы это сразу же, не выжидая. Они пробили бы кулаком стекло, затем грудную клетку Криса и, смеясь, съели бы его сердце у него же на глазах.
Тоска по дому кольнула сердце. Если Тайсон, ее бывший парень, рассказал им о ее плене — чего, скорее всего, не произошло, поскольку он панически боялся ее сестер — то они ищут ее и не сдадутся, пока не найдут. Невзирая на ее слабость, они любят ее и желают ей всего наилучшего. Но будут жутко разочарованы, узнав, что она попала в плен. Она подвела саму себя, равно как и всю свою расу. Еще будучи ребенком, она избегала стычек, из-за чего и получила свое прозвище — Гвендолин Застенчивая.
Ощутив, как вспотели ладони, она обтерла их об бедра.
Сабин руководил воинами, указывая куда вставлять камни. Некоторые из ее пояснений он понял неправильно, но это не озаботило ее. С этим они справятся. Однако насчет камней, что должны открыть ее камеру, он все понял верно, и когда напоминающий панка, а не воина, мужчина с синими волосами и пирсингом, вознамерился взять один из «ее» камней, сильные, загорелые пальца Сабина обвили его запястье.
Их глаза встретились, и Сабин покачал головой.
— Мой, — сказал он.
Панк ухмыльнулся.
— Ненавистно то, что пред взором нашим, не так ли?
Сабин нахмурился.
Гвен удивленно сморгнула. Сабину был ненавистен ее вид?
Одна за другой женщины получали свободу, некоторые плакали, иные же намеревались поскорее выбраться из помещения. Мужчины не позволили им далеко уйти, поймав, но удерживая очень осторожно, даже если те неистово сопротивлялись. Это весьма удивило Гвен. К тому же самый красивый из воинов — тот, с разноцветными волосами — поочередно подошел к каждой из женщин, мягко нашептывая «усни, милая».
Как ни странно, они подчинились, обмякая в надежных руках воинов.