— Я сейчас помощь позову! — сказал Пестель, словно они понимали, а может, на самом деле понимали.
Он вернулся на улицу и о счастье-ему повезло. По улице шел мужчина и катил магазинную тележку, набитую пакетами и мешками.
— Товарищ, помогите! Там шиншиллы погибают! — взмолился Пестель.
— Шиншиллы?
Товарищ повернул к нему лицо, неприятное, словно на нем застыла маска злобы. Возможно это была какая-то мимическая болезнь, но от ответного взгляда Пестеля лицо его искривила неприкрытая ненависть. Безусловно он понимал, какие чувства вызывает его перекошенная физиономия, и это злило его. По привычке оправдывать все и вся Пестель рассуждал так, что беднягу можно понять и простить. Тяжело ему носить эту адову печать на лице, ловить на себе не всегда тактичные взгляды, слушать неприятный шепоток за спиной.
Товарищ решительно отодвинул Пестеля и вошел в магазин. Огляделся.
— Там замки! — подсказал Пестель.
— Замки! — снова односложно произнес товарищ.
Проигнорировав клетки с малышами, он пошел к клетке с взрослыми особями. Красивая пушистая шиншилла подбежала к решетке и поднялась на задние лапки, открыв рыхлое беззащитное брюшко. Усики забавно дрожали, самочка пыталась просунуть нос между прутьями.
Гражданин вытащил из-за пояса короткий топорик.
— Вы только осторожнее! — взмолился Пестель.
Замок тренькнул, отлетая. Гражданин взял доверчиво приблизившуюся шиншиллу, поднёс ближе и осмотрел. Самочка дрожала и трясла усиками.
В следующее мгновение гражданин прижал шиншиллу к столу, заправски хекнул-и снес ей головку одним ударом. Остальные шиншиллы заверещали и попытались сбежать, но палач захлопнул клетку. Не обращая внимая на струящуюся кровь, он прикидывал размеры обмякшего тельца.
— Это же сколько на шубу надо? Сотню таких доходяг!
Парализованный ужасом Пестель безмолвно смотрел на отрубленную головку с бусинками глаз.
А палач тем временем приоткрыл дверцу клетки, в которую в панике лезли сразу несколько шиншилл, ловко выхватил одну, остальных запихнул обратно. Самочка дрожала и верещала, но гражданин знал свое дело. Раз-и голова зверька в алой пене летит на пол. Будто всю жизнь только тем и занимался, что головы рубил.
Гражданин уже доставал следующего зверька.
— Большие все мои! Тебе мальки! Забирай! — буркнул палач, прижимая трепыхающегося зверька, кричащего как дитя.
А ведь он так всех порубит, понял Пестель. Убьет всех… для своей шубы. А я ничего не могу. Не научен защищаться и защищать. Трус.
Его охватила тоска. Она затопила его целиком. Он даже не мог дышать. Снова сверкало зловещее окровавленное лезвие.
Он должен был умереть в эту секунду, но, чтобы не задохнуться, закричал, завопил что есть сил, выбивая из глотки кроме забившей пробки еще что-то существенное, некое табу, ограничитель, который был там у него всегда.
Нельзя ни во что вмешиваться. Если ты можешь предотвратить нехорошее-лучше спрячься. Если у тебя есть возможность вмешаться-беги прочь. Ты никто, а кругом страшно. Страшно жить.
Теперь все это вдруг разбилось в нем вдребезги. Словно атомный взрыв внутри случился.
Отчаянно визжа, он врезался в палача и стал сучить кулачками, и тот легко стряхнул его с себя, замахнулся топором, но Пестель врезался в него телом, опрокинул вместе со столом. Клетки полетели на пол. Палач в отвращении вопил, мохнатые шиншиллы ползали у него по лицу. Он подхватил одну самку-обалденной серой расцветки, и достал нож, размахиваясь и готовясь всадить ей в нежное беззащитное брюшко.
У Пестеля окончательно все перемкнуло и он, подхватив железную клетку обрушил на ублюдка. И бил до тех пор, пока окончательно не вбил злое выражение гада ему в злокозненную башку.
Он сидел на полу в полной расслабленности и гладил молоденькую шиншиллу в пышной серой шубке, а она смотрела на него преданными бусинками черных глаз.
14. Днюха
Первым пришел в себя и начал командовать как положено генерал Ярославский.
— У меня 2 вопроса, — начал он. — Что это было? И что происходит сейчас?
К этому времени стрельба снаружи поутихла, а экспериментаторы пришли в себя, исключая обоих операторов убитых наповал. Все сняли разбитые и ставшие ненужными маски. Солдаты подняли уцелевшее оружие, Данлопп наоборот свое спрятал.
Так как генералу никто не ответил, он указал на программатор с монитором и спросил: