В итоге вечер превратился в гулянку: музыканты на сцене бара узнав, кто мы, стали посвящать нам песни. Хозяин бара несколько раз приносил бесплатные закуски, вино, пиво. Я уже думал, не слишком ли много пить, но Лина толкала меня в бок: «Давай, расслабься, мы заслужили». А Малик с Семёном вообще пустились во все тяжкие, распаляясь криками: «За Градова!», «За нашу команду!»
Я редко позволяю себе напиваться, но в этот раз как-то всё пошло само собой. Атмосфера всё-таки расслабляла, и я понимал, что завтра придётся решать дальнейшие шаги, так почему б не отвлечься.
За полночь я уже смутно соображал, что происходит, но помню, как мы пили тост «За Петрозаводск!», как меня обнимали какие-то незнакомые мужики, вопящие «Братишка, ты лучший!». Маги на радостях колдовали небольшие всполохи света, удивляя остальных посетителей, но все воспринимали это весело.
Я очнулся на следующее утро с тяжёлой головой, ломотой в плечах и смутными воспоминаниями о вчерашнем веселье. С первым же вдохом понял, что во рту как будто кто-то умер, а внутри всё клокочет. Я приподнялся на локтях, щурясь от бьющего в глаза утреннего света — шторы в отеле были задёрнуты не до конца.
Судя по слабому звону приборов и негромким шорохам, Лина уже поднялась. Сбоку от кровати лежали мои брюки, сорванная рубашка и носки, разбросанные небрежно, будто я раздевался на автопилоте.
Я натужно вспоминал, как мы вернулись, но ничего не получилось.
— Ох, — простонал я, опустив голову обратно на подушку.
Слышал, как в ванной шумит вода, а потом дверь приоткрылась, и Лина скользнула в комнату. Она была в махровом халате, ещё с влажными волосами, но лицо у неё свежее — видимо, успела умыться, а я вырубился, едва добрался до номера.
— Проснулся? — тихо спросила она, приблизившись к кровати.
— Ага, и уже жалею, что проснулся, — проворчал я, жмурясь от пульса в висках.
Она лишь фыркнула:
— Сейчас полегчает. На, выпей.
Она протянула высокий стакан с мутно-зеленоватой жидкостью. Запах исходил резкий, не слишком приятный, но я, с трудом сглотнув комок, потянулся и сделал несколько глотков. На вкус обычный рассол, но вскоре по телу разлилось тёплое ощущение. Будто волна прошла: голова перестала болеть, слабость утихла.
— Ох, — выдохнул я, моргая. — Можешь патентовать и продавать за миллионы.
Лина откинула за спину прядь волос:
— Я давно это практикую. Помогает быстрее многих зелий. Правда, в больших дозах может быть перебор.
Я провёл рукой по лицу, теперь уже почти трезво осматриваясь.
— Спасибо, — сказал я, отставляя стакан. — Гениальное средство.
Она улыбнулась, но улыбка казалась немного натянутой. Я подметил во взгляде какую-то напряжённость. Хотел поинтересоваться, но сначала приподнялся, пошёл в душ.
Тёплая вода смыла остатки похмельной пелены, и через десять минут я, завернувшись в полотенце, вышел в комнату. Лина успела заказать завтрак — у нас на столике стояли омлет, тёплые булочки, фрукты.
— Ты молодец, — сказал я, подходя к ней. — Я жутко голодный.
— Я тоже, — кивнула она, присаживаясь за стол.
Я заметил, что она не бросает шуточки. Вместо этого откусывает булочку, ковыряет вилкой омлет. Глаза у неё блестят, но не радостно. Возникло ощущение, что что-то гложет её.
— Лина, — начал я осторожно, — что-то не так?
Она помялась, не глядя в глаза:
— Нет. Всё нормально.
Я покачал головой:
— Нет, не всё. Я вижу, ты напряжена. Скажи прямо, давай без тайн.
Она отложила вилку и посмотрела на меня внимательно:
— Я… плохо спала. Думала о нашей ситуации. Много думала.
— О какой именно? — уточнил я, приподняв бровь, хотя уже догадывался.
— Обо всём сразу, — вздохнула она. — Об Императоре, амнистии, столице, о том, что магам надо сидеть здесь, а значит, и мне тоже, если я хочу легализоваться. Но ты… ты не связан таким условием. Тебя никто не заставит оставаться. Можешь уехать, куда захочешь.
Я нахмурился. Понял, что это её пугает:
— Ага, то есть ты боишься, что я уеду, а ты останешься?
— Да, — призналась она с горькой полуулыбкой. — Мне не хочется расставаться. Но сейчас получается, что если я хочу быть в списке на амнистию, то должна оставаться. А ты…
— Ну я тоже не хочу бросать тебя, — отозвался я.
Лина смягчилась, чуть расслабившись:
— Знаю. И всё же вопрос остаётся: поедешь ли ты в столицу говорить с Императором? Если поедешь — может, сумеешь ускорить этот процесс, и мы оба получим что хотим. Но если не поедешь… мы застрянем в Петрозаводске непонятно на сколько.