- Что же они не открылись, чать, князь я им?
- К чему? Вот ты не ждал встречи и радость полной мерой вкушаешь.
- Отчего же мои ертаулы их не заметили?
- Не огорчайся, князь. Значит, мои уроки моим гридням впрок. А ежели бы мои дозоры обнаружились, значит, плохой был бы я воевода.
Они сели на коней, тронулись к видневшейся на круче Тмутаракани. Белели её каменные стены, высоко возвышалась церковь, творение Петруни. Черепичные и камышовые крыши, а от города, вправо и влево по низине, вдоль берега моря разбежались белые мазанки.
Мстислав повернулся к Добронраве. Она ехала между ним и воеводой и что-то шептала. Усмошвец спросил:
- О чём ты, княгиня?
- Море, там море Сурожское, Ян, моё море!
Промолчали Мстислав и воевода. С крепости их увидели, зазвонили колокола торжественно и радостно. Тмутараканцы вышли встречать Мстислава.
2
Добронраве не верилось: она в Тмутаракани. Ещё солнце не поднималось, а она уже выходила за городские ворота, спускалась к выселкам и шла вдоль моря, либо садилась на выброшенную на берег корягу и смотрела, как накатываются на песок волна за волной, пенятся и откатываются с шорохом. Она вглядывалась вдаль и иногда видела, как, распустив паруса, спешила ладья.
Дни стояли солнечные и жаркие, выпадали редкие дожди, напоят землю, и снова пригревает солнце. Добронрава шла за выселки, где росли кусты серебристой дикой маслины, купалась подолгу. Утренняя вода была тёплой. Потом, лежа на песке, она возвращалась в детство. Вот-вот её позовёт Бажен, и ей даже думать не хотелось, что она давно не та девочка, а княгиня черниговская и тмутараканская.
Проходя мимо своего домика, Добронрава задерживала шаг. Здесь жили чужие люди, и она не хотела нарушать их покой, да и боялась новых воспоминаний.
По берегу лежали опрокинутые днищами лодки, чёрные от смолы, грели бока пропахшие рыбой челны. В каждом из них она узнавала свой, но посмеивалась над собой: их чёлн давно уже сгнил.
Утрами возвращения рыбаков ждали женщины и дети. Они кланялись Добронраве. Когда к берегу подплывали лодки и челны, из них выгружали в плетёные корзины рыбу, выволакивали осётров и белуг. Они били землю шипованными телами, хлестали упругим хвостом.
Добронрава помнила, как впервые Бажен привёз с лова белугу. Он отбил икру от плевы и, слегка посолив её, сказал:
- Такой икрой кормил меня наш отец.
Она не забыла рыбацкое правило: если осётра или белугу вовремя не снять с крючков и её укачает на волнах, такую, замершую, рыбу есть нельзя, она делается ядовитой.
Дни в Тмутаракани летели быстро, княгиня с ужасом считала их. Не успела оглянуться, пора в обратную дорогу. Жалела, с Саввой так и не встретилась. Говорили, уплыл с прошлого лета в Царьград, где будто бы есть у него возлюбленная. Добронрава за него и рада, может, там его ждёт счастье.
И снова, в который раз, она думала о предстоящем отъезде. Мстислав уже готов к нему, но пока молчит…
Княжьи хоромы, в каких теперь жил Усмошвец, рядом с церковью. Её строил Петруня. Добронрава помнила, как работный люд рыл котлованы под основание» укладывали первые камни, в больших чанах размешивали раствор-цемянку. Камень возили по льду, из Корчева.
В ясную погоду княгиня подолгу стояла на высоком берегу, всматривалась в едва видимые домики на той стороне рукава, что соединял море Сурожское с Русским. То был Корчев. Город в Таврии, княжества Тмутараканского. В Корчеве жили не только рыбаки, но и отменные литейщики и бронники. Отсюда и зовут город Корчев.
Однажды Добронраву встретил Ян Усмошвец:
- Пойдём, княгиня, хочу показать те коня необычного.
В денниках стояли лошади дружины. Воевода подвёл Добронраву к коню белой масти. Он бил землю копытом и косил взглядом. У него была широкая грудь и тонкие ноги, а шею гнул лебедем.
Мой подарок те, княгиня. Как будешь в седло садиться, так и вспоминай Яна Усмошвеца.
Спешил Хазрет в родной аул, но коня не гнал. Не подобало касогу выказывать своё нетерпение, горы всё видят, всё слышат. Касог не жеребёнок-стригунок, какой резвится в табуне, касог воин, а воин должен быть кровью горячий, но умом холодный.
С того дня, как покинул Хазрет аул, десять лет минуло. Отец и мать, поди, давно перестали ждать его, а сестра замужем. С глухой болью ворохнулась обида на Редедю за отнятую невесту… Нет давно уже князя, как и нет той невесты, а в Чернигове ждут его боярыня Марья и Василиска, да и сам он боярин и воевода. Однако в его душе постоянно живут отец и мать, аул и горы… Эти горы, что нависли над пропастью, над дорогой, пролегающей по-над обрывом, где далеко внизу не смолкая ревёт река.