— А чего твои люди мои знамёна срывают? — вспыхнул, как сухая береста, Анисим Лукич. — На той же Печоре оглянуться не поспели — а всё под тебя подписано!
— Потому как мои люди первыми до Печоры дошли.
— Да там от веку моего рода угодья были. А твоего там ничего нету!
— Как же! Нету! Ловища да борти! Да деревенька цельная — всё моё. Моими знамёнами мечено!
Бояре сцепились не на шутку — скупость и жадность Анисима Лукича вошли в поговорку — будто бы он даже жену свою держал впроголодь, а сына Ждана женил, ухитрившись не потратить лишней ногаты.
Остальные бояре еле уняли крикунов. Анисима Лукича чуть не за локти оттаскивали.
— Сами зрите, мужи новгородские, — Ратибор Тукиевич, молчавший и лишь слушавший, угадал, как повернуть свару в свою сторону, — видите, что тесна вам земля Новгородская. По берегам же Нево-озера и в чудской земле всего вдоволь. Есть там, где разгуляться, есть где богатства себе добыть.
— Наше-то богатство не княжьего дела! — возразил второй после Анисима Лукича богач Ермил Мироныч. — Княжье дело — что волчье. Волка ноги кормят, князя — война. Мы же, аки пчёлы, по капельке мёд собираем, на месте сидим да за домом глядим.
— Верно Ермил говорит, — подал голос ещё один домосед, престарелый Домажир Осипович. — Князю война — честь и прибыток, а нам беспокойство и разорение. Дружину снаряжай, наконь её сажай, припас давай, да сам в путь собирайся. А ежели беда приключится — ежели холопьев перебьют да сам сгинешь? Детки малые сиротами останутся, жена — горькой вдовой, а хозяйство — по ветру пойдёт. А нами, боярами, Новгород силён! Не стань нас — и Новгороду Великому не бывать!
— Новгороду без земли не стоять! — опять взял слово Даньслав. — А земля — вон она, у чуди!
— Верно Даньслав глаголет, — неожиданно поддержал боярина посадник. — Чудь — соседи наши, а житья нам от них нету. Аль запамятовали, каково с ними соседство? Домажир Осипович, аль забыл про свои деревеньки по Нево-реке? Когда доход с них имел? Никак, вчерась возы пришли?.. А ты, Ермил Мироныч, скоро ль воротил свои ловища по Сувяру? А Ивор Ивачевич чего примолк? Аль позабыл, как его люди в чудь за мехами ходили?
Бояре один за другим опускали головы, сердито ворчали. Последние годы чудь стала тревожить западные окраины Новгородчины набегами. То на сельцо нападут и спалят дотла, то стадо угонят, то купецкий обоз разобьют. Бывало, что остановившиеся на берегах Нево-озера купцы становились их жертвой. Набеги эти были постоянны. А после того как впервой, пять лет назад, сходил Мстислав Владимирич на чудь, участились. Руси и чуди мало-помалу становилось тесно, они расселялись и, сталкиваясь, не всегда обходились без кроволитья. Чудь в большинстве своём держалась ещё дедовых богов, молилась пню и камню и жила разрозненно малыми городцами. В каждом городце был князёк со своей дружиной, и хотя чудь могла выставлять общее войско, перебить их поодиночке было не трудно.
— Так чего удумали, мужи новгородские? — поднажал Ратибор Тукиевич.
— Споможем князю или и дальше будем головами качать да убытки считать?
— Так оно война-то тоже убыток, — привычно заворчал Анисим Лукич.
— Неча судить да рядить! — Посадник привстал. — Победит князь Мстислав чудь — нам лучше. Он не токмо о себе — о нашем благе радеет. Посадничий полк я соберу.
— А я в подмогу, — тут же встрепенулся Дмитрий Завидич.
Оба посмотрели на митрополита. Преподобный Никита был уже стар, его водили под руки двое служек, но слух не потерял и был по-прежнему остёр умом.
— Владычный полк тоже будет, — пожевав губами, кивнул митрополит.
— А я сам в поход иду, — сказал Ставр. Про себя он давно всё решил, просто ждал, когда лучше будет высказаться.
Хоть и молод был сотский — тот же Дмитрий Завидич годов на десять постарше, не говоря уж об Анисиме Лукиче и посаднике, — да голос его был ясно слышен. Словно получив приказ, бояре загалдели, обсуждая поход. Иные ещё сомневались, вслух подсчитывая свои убытки, другие скрупулёзно перечисляли, кого отправят и чего лишатся, коли убьют или ранят его лучшего медовара, кожемяку, конюха или кузнеца, но многие уже мыслили широко. Тем более что идти в поход самим почти никому не приходилось — сыновья были достаточно взрослыми, чтобы в ратном деле заступить место отцов.
2
И всё-таки боярское упрямство сломить оказалось нелёгким делом, и когда Ставр выбрался из думной палаты, пот тек по его раскрасневшемуся лицу.
Был конец зимы, в воздухе уже чувствовалось приближение весны, но последние дни подморозило. Холодный воздух щипал ноздри, застывал инеем на усах. Но Ставр, остановившись на крыльце, даже распустил полы шубы, водя головой на толстой шее.