Выбрать главу

   — Чего примчалась? — напустился он на жену. — Делать тебе нечего, что по терему как угорелая носишься?

Елена побледнела, отшатнулась, но осталась на месте.

   — Князя киевского царём русским назвали! — сказала она. — Патриарх из Византии приезжал — прислал дары и венец царский!

   — И что? Мне из-за этого велишь пир горой устроить и весь Владимир-Волынский поить-кормить?

   — Но ведь радость...

   — Кому? Коту радость — мышам слёзы! Дура ты, баба! Дура и есть! Нешто тебе бабским твоим умом понять, чего сотворилось?

   — Как же не понять! — обычно Елена не перечила мужу, зная его тяжёлый нрав, но сегодня осмелела. Как-никак, ведала, чьего она рода. — Князь киевский царём Руси стал!

   — Мономах-то царём, а мы — кем? Мнишь, стала ты царского рода, как и Юрко стал царевичем?

   — Да.

Ярославец рассмеялся злым лающим смехом.

   — Дура! Дура и есть! — повторил он. — Мономах твой — царь, сын его — наследник царского рода, а все прочие — царские слуги! И ты царю слуга, и Юрко твой! И я! Захочет теперь царь — со стола нас сгонит, а то и вовсе из Руси выгонит, чтоб родных детей-внуков на столы посадить. И придётся тебе по чужим землям скитаться, а не то в монастырь уходить.

   — Это ты всё нарочно говоришь! — воскликнула Елена. — Мономах не такой!

   — А пошла ты к дьяволу со своим Мономахом! Провались к чертям ваше проклятое племя!

   — Не смей! — От возмущения Елена забыла страх перед мужем. — Не смей так говорить!

   — Рот мне затыкаешь? Вон! Убирайся!

Елена выскочила вон. Дверь за нею с треском захлопнулась.

Ярославец рванул узкий ворот рубахи — золочёная пуговка отскочила и запрыгала по полу. Его душила злость. Своим воцарением Мономах отнял будущее не только у него — у всех князей на Руси. А ведь он, Ярославец, последний наследник золотого стола по Русской Правде.

Больше он не хотел видеть жену. Мономашичи теперь станут царями, а им, князьям того же Рюрикова рода, их родне придётся довольствоваться званием вассалов и княжеских слуг. Как ловко устроил всё Владимир Киевский! Наверное, это началось, ещё когда его отец, Всеволод Ярославич, взял за себя царскую дочь. Знал бы кто тогда! Но да Мономах ещё узнает, каково это — оскорблять своих братьев-князей!

И однажды на женскую половину распахнулась дверь.

Там всегда было тихо. Перешёптывались по углам сенные девки, чинно сидели над шитьём и вышивкой боярские дочери, возились с малолетним княжичем мамки и няньки. Монашка бубнила Святое Писание, водя пальцем по страницам, а Елена сидела на лавке и низала на полог жемчужины.

Она вздрогнула, когда на пороге возникли Князевы дружинники.

   — За тобой мы, княгиня, — поклонился Некрас, старый Ярославов вой, служивший ему ещё при Святополке. — Князь велел.

   — Меня призывает? — Елена отложила вышивку.

   — Собирай своё добро, княгиня, — ответил Некрас. — Повелевает тебе князь оставить Владимир и ворочаться к отцу своему.

Чтица споткнулась на полуслове, боярышни испуганно переглянулись между собой.

   — Как — ворочаться? — не поверила своим ушам Елена. — Мы женаты!

   — Отсылает князь тебя вон. Не надобна ты ему. Наказывает, чтобы ещё до темна выехать тебе из города.

   — А, — Елена растерянно оглянулась по сторонам, — а сын?

   — Сына князь повелевает с собой забрать.

Боярышни шептались, чтица мелко крестилась.

Елена уронила руки, посидела неподвижно, а потом сорвалась и птицей ринулась к мужу.

Ярославец был в сенях, глядел, как отроки укрощают чалого жеребца. Когда Елена бросилась к нему, отстранился с неприязнью. Княгиня отшатнулась, разглядев холод его глаз.

   — Почто? Почто ты так со мной? — чуть не плача, восклицала она. — Мы же повенчаны! Почто отсылаешь?

   — Не люба ты мне. И жить с тобой я не желаю, — отрезал Ярославец.

   — Но ведь сын! У нас сын! Неужто ради него...

   — Сына забирай с собой. Мне Мономахово семя в роду не надобно.

   — Ярослав...

   — Пошла вон! — рявкнул он. — Эй! Заберите княгиню! Чтоб до темна духу её здесь не было!

За спиной выросли княжеские дружинники. Впереди был суровый Некрас. Елена заметалась, не ведая, куда бежать, а потом бросилась к себе, давясь слезами. В тот же день её добро погрузили в возки, сверху, как куль, утвердили зарёванную княгиню, сунули ей в руки напуганного сына, и под охраной дружины княжеский поезд покинул Владимир-Волынский. Ярославец даже не вышел на крыльцо проводить жену.